Сегодня операционный день.

6:00 – по флотской традиции перед погибельным боем помылся, гладко выбрился и переоделся во всё белое: трусы из сетчатой лайкры с толстой бабьей прокладкой.

Очки, часы и кольцо сдал жене.

7:00 – возникла фрау Пупхен и добрила всё остальное.

7:10 – явился Царь, Бог и Господин – Профессор-оператор. Жизнерадостно объявил, что операция будет длиться не более трех с половиной часов. Основная задача – аккуратнейше отделить ОЧЕНЬ ВАЖНЫЕ НЕРВНЫЕ ОКОНЧАНИЯ (ОВНО), изолировать их, заморозить, а после элементарного удаления простаты снова заставить функционировать. Вот так и сказал: простатэктомия – обычное дело, а сохранение ОВНа – это ого-го! То есть иначе нихт трахеи, ноу факин!!!

И еще, забудьте слово «шмерц»: мы сделаем всё, чтобы не было больно.

Ну нет: этот термин мне необходимо держать в голове!

7:15 – прибыла бригада деловито сосредоточенных санитаров. Трогательное прощание с женой, прошлым и, на всякий случай, с будущим. Повезли в предоперационную и сдали четырем симпатичным анестезиологам, одетым в зеленоватые скафандры. Двое из них – предположительно апостолы Петр и Павел – склонились надо мной, но вопросов о земных грехах не задавали, а объясняли технику и технологию наркотизирования моего прекрасного тела. Двое других – помогающие им дамы – давали возможность последний раз взглянуть на незнакомых мне представительниц противоположного пола без всякой надежды даже на мизерную вероятность адюльтера.

Начинают ставить блоки катетеров для подачи анальгетиков и наркоза. Понимаю, что апостолы столь интенсивно общаются со мной только для улавливания момента исчезновения осознанной реакции на их просветительскую беседу. Держусь до последнего. Надеюсь увидеть оперирующий робот Да Винчи. В голову вливается мягкий аккордеон из недавно купленного альбома Alegria – саундтрека Cirque du Soleil. Музыка всегда защищает меня от стресса на подкорковом уровне. Всё. Плыву…

…Дикая боль в правом плече. Ощущение такое, будто отрывали руку, но недооторвали. По немногим понимаемым обрывкам немецкой речи ясно, что вокруг носится бригада реаниматологов. Сознание еще не до конца адекватно, поэтому их количество кажется огромным, а время – деформированно-бесконечным. Все галдят, тыча пальцами в монитор контроля кровяного давления. Показатель систолы прыгает вокруг цифры 200. Сейчас только осталось услышать вопль: «Мы его теряем!» – и начнется сериал «Скорая помощь».

Возятся уже около получаса. Понимаю, что все близкие в переживаниях и ожидательном психозе. Рычу, а на самом деле едва выдыхаю:

– What’s fucking wrong with you? I’ve hypertension but no medicines for several fucking days before! Help me with this fucking pain and leave me fucking alone! [2]

Одна из реаниматоров энергично листает файл и успокаивает своих коллег. Буря в стакане улеглась. Слава богу, везут в палату. С глубоким удовлетворением отмечаю про себя: раз четырежды выдал fuck в столь короткой фразе, значит, в сознании, стабилен, привычек не поменял и способность руководить сохранил. Хотя не мешало бы дать им еще одну порцию.

Первая новость: операция длилась вдвое больше запланированного – семь часов. Это от заплаканной супруги. Вторая новость: операция была столь длительной, так как удалось сохранить всё ОВНО и заодно подшить обнаруженную грыжу. Это от Профессора. Третья новость: всё прошло очень успешно – самая важная! Главная задача: пить много воды. Ну, это я люблю. А вот кислородные шланги в носу и массу дренажной аппаратуры для подкачивания одних и откачивания других жидкостей – ненавижу.

В горле отвратительно першит – последствия нахождения там гофрированного пластикового шланга системы наркоза и вентиляции. Ужасно хочется кашлянуть, но и скромная попытка сделать это вызывает дикую боль во всём теле. В брюшную полость закачан воздух. Он давит на все внутренности, выламывая даже плечо.

Итак, день начался и закончился борьбой с болью. А робота Да Винчи я так и не увидел.

С балкона тянет восхитительным коктейлем из липового цвета со свежескошенной травой. Завтракаю, уже сидя за столом. Удивляюсь, что пища не отличается от обычной: никаких кашек-бульончиков; всё по-нашему, по-немецки: колбаса, сыр, масло и чудная франзолька. Чай, молоко. Жую тщательно, глотаю медленно. Во-первых, всё еще сильно саднит горло. Во-вторых, пустой желудок вряд ли потерпит энергичную загрузку.

Сбоку от меня штатив на колесиках с вливаниями. Из одного пакета куда-то в область позвоночника подкачивается анальгетик. Из другого – элементарная вода внутривенно. В районе правой ключицы болтается целая гирлянда разноцветных наконечников на случай, если потребуется прицепить к моим венам до десятка разных систем. Ну и главный пластиковый контейнер висит в самом низу штатива. В него вымывается отходящая жидкость. Сейчас она мутного красно-бурого цвета. Наша общая задача с врачами – довести его до прозрачного янтарного. Из этого на меня ложится только существенное потребление воды и максимальное использование возможностей организма для гуляния по коридорам клиники. Упомянутый выше передвижной штатив служит мне при этом и посохом, и опорой, и индикатором настроения: увеличивается прозрачность – улучшается тонус. В общем, пью, гуляю, ем, гуляю, снова пью и так далее, но глаза постоянно скашиваются на пластиковый контейнер. Чище? Прозрачнее? Краснее? Желтее?..

Профессор продолжает удивлять, посещая меня трижды в день. Утром основной обход с огромной свитой слушающих, записывающих и впитывающих. Второй визит с двумя-тремя ассистентами после обеда. И третье посещение с одним коллегой перед вечером. Вопросы четкие, выслушивание ответов внимательное, распоряжения отрывистые и жесткие. Не представляю, что у кого-нибудь из них может возникнуть желание игнорировать его инструкции.

Помимо Профессора ко мне трижды в сутки заглядывают анестезиологи: пациент не должен ощущать никакой боли и дискомфорта. Раз восемь в сутки навещают медсестры: давление, температура, глюкоза в крови, состояние систем, медикаменты, инъекции, повязки, перевязки и, главное, протоколы входа-выхода жидкости. Каждый визит начинается с улыбки, рукопожатия и представления, а заканчивается каким-нибудь позитивным слоганом типа: «О! У вас фантастический прогресс!»