— Зачем вы так? — укоризненно улыбнулась я. — Этот год был не так уж и плох.

Мэтр как-то задумчиво глянул на меня, опять улыбнулся:

— Да? Ну, тогда спасибо ему.

— И пускай новый год будет лучше уходящего, — выдохнула я, поднимая бокал.

— Будет, мэса, — ударяя своим кубком о мой, заявил Легран. — Я в этом уверен.

Пунш пах вином и фруктами, приятно сладкий, свежий, легкий. Теплом растекся по небу, вскружив голову и разогнав все волнения, пережитые за день. Пары закончили танцевать, дети снова разбились на два лагеря, ожидая нового предлога для объятий и милого флирта. Легран взял из моих рук стакан, отставил его на столик у дивана.

— Окажете мне честь? — И мэтр протянул мне руку. — Вальс или кадриль?

Я растерянно моргнула, прищурилась. Нет, хмеля было не так много, мэтра не могло развезти от одного стакана пунша. Это такая издевка?

— Что? — Я не удержалась от смеха. — А отчего же не сальто с подскоком? Мэтр, вы можете найти менее проблемную партнершу.

Легран тоже улыбнулся в ответ и, лукаво подмигнув, пояснил свои намерения:

— Хотел сыграть с вами в четыре руки.

И снова улыбка, от которой в душе все сжимается, а голова делается пустой и глупой. Было в этом предложении для меня что-то особое, тайное, интимное. Он просит не так много, а я так хочу еще побыть рядом с ним. Так что, с улыбкой взяв метра под руку, я охотно шагнула следом за мужчиной. Мы лавировали между празднующими, пока не добрались до начавшего самозабвенно барабанить по клавишам Кварли. Вскоре мелодия затихла, а собравшиеся с интересом следили за тем, как я и директор усаживаемся за рояль.

— Вам высокие, мне низкие, — руководил мэтр, листая партитуру.

Я покорно кивнула и тоже принялась искать глазами нужные ноты.

— Вальс? — уточнил мои предпочтения Легран.

— Думаю, в самый раз. Чудное продолжения вечера.

Мужчина кивнул и расправил листки с нотами. Его длинные пальцы коснулись клавиш, производя начальные аккорды. Я покорно следила за ходом мелодии, готовая подхватить, нетерпеливо держа руки на весу. Мелодия тихо прокатилась по залу, обрастая по пути красками и полутонами. Я подхватила ее полет, вплетая в низкие и печальные звуки искры высоких переливов.

Тягучая, легкая, как поземка, мелодия заструилась по залу, и, повинуясь ей, пары закружили в танце. А мы с мэтром продолжали наш невинный разговор на языке музыки. Я смеялась раскатом и звоном высоких нот, Легран отзывался рычащим баритоном низких аккордов. И в какой-то момент все лица вокруг смазались в одну неразличимую ленту, оставляя только улыбающееся лицо мужчины, чей профиль я могла видеть боковым зрением. И льющаяся откуда-то, словно с небес, музыка, которая обнимала, кружила, отрывая от земли, унося высоко-высоко, туда, где горели в черном небе осколки звезд. Я покорно следовала за тем темпом, что диктовал Легран, отзываясь на каждый произведенный им аккорд, чувствуя его пальцы как свои собственные, словно читала мысли мужчины. Сейчас все невзгоды и страхи растворились, облетели, как испуганные бабочки с цветка, заставляя отдаваться игре с безмятежной улыбкой на губах.

Шорохи ткани платьев и костюмов вплетались в мелодию, а мы с мэтром Леграном словно выпали из этого мира, унесенные магией музыки далеко в небо, сидящие слишком близко, переговариваясь о чем-то личном. И я вздрогнула, когда его мизинец случайно коснулся моих пальцев. И ничего более, ни лишнего движения, ни лишнего взгляда. Но от этого касания по телу прокатилась жаркая волна смущения, столь неожиданная, что я едва не сбилась с ритма, теряя нить мелодии.

Сердце пойманной птицей заколотилось о ребра, как о прутья клетки, а перед глазами все поплыло от волнения. И я даже не заметила, когда мелодия прервалась, ознаменовав конец танца, и пары разбрелись, продолжая беседы. А я искала в себе силы взглянуть на Леграна, смущенная своей реакцией и пережитыми чувствами рядом с этим странным мужчиной. Подняла глаза. Отвела. Мэтр же не мигая отслеживал мои эмоции.

— Все хорошо? — уточнили у меня излишне хриплым голосом.

Неужели за это краткое время Легран ощутил и пережил все те эмоции, что плескались сейчас во мне?

— Отлично, — нервно улыбнулась я. — Простите. Голова закружилась.

И я поспешила ретироваться вон от своего позора. Степенно, не вызывая подозрений. Мэтр помог мне встать, мы охотно приняли овации от восхищенных слушателей. А я искала способ скрыться от посторонних глаз и привести свои мысли в порядок. По дороге к креслу в закутке зала я поймала Магду Пэлпроп и обзавелась еще одним бокалом пунша. Поймала на себе странный взгляд доктора Флинна, стоящего на другом конце зала. Помню я все, после праздника приду отдавать тылы на растерзание. Незаметно осушила бокал залпом, пытаясь поправить расшалившиеся нервы.

Что за блажь? Он начальник, я подчиненная, подобное непозволительно со стороны этики и морали. Эта пагубная страсть способна погубить мою карьеру. Да и карьеру мэтра, если быть откровенной, ведь мужчина идет туда, куда его манит женщина. Эти мысли были правильными и абсолютно обоснованными, но рождали в душе тоску. Ноющую, болезненную, словно, думая о мэтре именно так, я совершала жесточайшую ошибку. Что-то во мне сопротивлялось этим мыслям, таким верным, таким трезвым. Это что-то отчаянно ломилось сквозь доводы рассудка, кричало, что так нельзя. Но я заглушала эти крики, душила их в себе. Глупо и неподобающе для взрослой женщины. Но как я ни убеждала себя в этом, в душе продолжала шириться тоска.

И я, сославшись на усталость, покинула праздник. Хотелось сбежать ото всех, спрятаться, отсидеться в темном углу, пока не утихнут страсти. Но сбежать от себя разве возможно? Мне плохо спалось. Тело, словно натянутая пружина, отказывалось расслабляться, полное сил и энергии. Голова же была пустой и легкой, как воздушный шарик на ниточке. Я ворочалась в постели, следя за тем, как снежные хлопья искрятся в лунном свете. Глаза слипались, вязкий плен сна сковывал, погружая в состояние, близкое к трансу. Толи сон, то ли явь. Мне снился ночной парк Эргейл с засыпанными снегом деревьями. Как сахарная пудра, он сыпал и сыпал с неба, искрился и переливался, превращая серый мир в сказку. Мороз кусал за щеки и плечи, прикрытые только тонкой шалью. Но мне было тепло, ветер трепал волосы. Нога поскользнулась на вытоптанной дорожке.