— Алина, принеси чай с медом и лаймом. Оксана, иди, посмотри, как там бабушка, ей уже пора принимать лекарства, — она выпроваживает прислугу, и когда мы остаемся одни, нагибается, целует меня в висок.

— Дорогая, что случилось? — мягким голосом интересуется, поглаживая волосы. — Я никогда не видела тебя такой расстроенной. Ты всегда сдержанная и рассудительная. Поговори со мной, детка, может я смогу помочь, — перевожу на нее заплаканный взгляд, несколько секунд всматриваюсь в родное, так похожее на мое, лицо.

Поймет ли она мои чувства, не посмеется? Мешкаю, не знаю, стоит ли с ней обсуждать свои сердечные дела. Я всегда держала все в себе, ведь так проще.

— Он уехал вчера и не вернулся… — мямлю я, потупив взор. — Мне так обидно. Ведь я его невеста, а он предпочел другую, — затихаю. Не знаю, есть ли смысл продолжать.

— Ты его любишь, да? — получается быстрей утверждение, чем вопрос, а я положительно киваю в ответ. Упуливаюсь в одну точку, не могу смотреть маме в глаза, трудно делиться личными переживаниями. — Бедный мой ребенок, — опускается, обнимая меня руками. А мне все труднее удержать слезы, проступающие в глазах.

— Не отчаивайся, моя малышка, все образуется, — произносит с сочувствием в голосе. — Твой отец тоже отвратительно вел себя перед нашей свадьбой. Очень меня обижал. Но я не сдавалась, боролась за него. И в конечном итоге получила то, что хотела. Мы поженились, и посей день вместе, — делится опытом. — И у тебя все будет хорошо, никуда он не денется. Мужчины сложные существа, но женщины хитрее, — сильней прижимаюсь к маме и прикрываю глаза.

Так хочется ей верить, что сердце дрожит. Прикусываю до боли губу и молюсь всем святым:

«Г-ди, пусть все будет так, как она пророчит. Пусть он меня полюбит, и мы поженимся. Пожалуйста!»

Рабочий день потихоньку подходит к концу, а я никак не могу справиться с раздражением. Настроение ниже плинтуса, мало того, что Хачапури шантажом заманил загород, еще Заречный прицепился, как банный лист. «Я в любом случае приеду и безразлично куда», — передразниваю про себя. А меня кто-нибудь спросил, хочу я с ним общаться? Фыркнув, пинаю под столом лодочку, которую недавно сбросила. Знаю, моя обувь ни в чем не виновата, но надо же выместить зло.

У меня сегодня планы, я вечером работаю. Театральная труппа, для которой я шью наряды, дает представление, а потом устраивает костюмированную вечеринку в честь наступающего нового года. И я приглашена. Намечается нечто грандиозное, потому что ребята безумно креативные, смелые и разносторонние. И я очень хочу туда попасть. Поэтому Заречный пусть проваливает на все четыре стороны, «катится диском золотой луны в провалы черной тучи», как говорил великий Иван Бунин.

Поднимаюсь с места, надеваю туфли и иду к пыхтящему в сотый раз за сегодняшний день чайнику. Наливаю в кружку кипяток, осматриваю стол. Ни чая, ни кофе, даже сахар нет, только надгрызенный заплесневевший сухарик и солонка. Оборачиваюсь на хихикающую за спиной публику, слегка сощуриваю глаза.

— А что ты хотела, — с кривой усмешкой, раскидывая руки в стороны, выдает Ирка, — думала, что всю жизнь на иждивении коллег просидеть? — даже Костик не смотрит в мою сторону, делая вид, что очень занят «косынкой». — Ты же не домашняя зверушка, чтобы тебя постоянно подкармливать, — с грохотом опускаю на стол стакан с розовым слоном, поджимаю губы.

— Жадный — беден всегда, — обиженно произношу. — Прямо объела вас! Вам жаль одной ложки кофе? — да что за день-то такой, все через жопу! Возвращаюсь на свое рабочее место, приземляюсь на кресло, снова начинаю стучать по клавишам, заполняя очередной договор. Припомню я этим скупердяям выходку!

— А то, что я в понедельник огромный пирог с курицей приносила, и вы его трескали за обе щеки, это не в счет?! — отталкиваю от себя клаву, обвожу народ возмещенным взглядом. — Ладно, ладно, подавитесь своим растворимым дерьмом, не очень-то и хотелось, — снова принимаюсь за документ.

Как только стрелки часов показывают шесть вечера, подрываюсь с места. Натягиваю ботинки, надеваю полушубок и, не оглядываясь, вылетаю из кабинета.

Добра никто не помнит! Ложку кофе зажали! В голове тут же всплывает строчка из песни: «Чтобы тебе мужики так давали, как ты мне Лабутены», перефразирую ее на свой лад и мысленно посылаю проклятье Ирке. Уверенна, это она всех подговорила. Зараза!

Пусть только попросит меня замолвить за нее словечко перед Хачапури, припомню я ей кофе с сахарком. Даже не замечаю, как спускаюсь на лифте в вестибюль, цокая каблуками по плитке, направляюсь к выходу. Толкнув тяжелую дверь, выхожу на заснеженную улицу и удивленно замираю на месте.

Как он узнал, во сколько я заканчиваю?

Антон, прислонившись спиной к белой, огромной машине, стоит напротив входа в банк. На нем серое пальто до колен с высоким воротом-стойкой, классические коричневые брюки и начищенные до нереального сияния строгие туфли на шнурках. В одной руке он держит телефон и большим пальцем что-то пролистывает на дисплее, а во второй — такой красивый букет цветов, что у меня невольно начинает расползаться улыбка.