Шрифт:
Несомненная заслуга администрации Путина, армии и других войск – в том, что удалось нанести сильный удар по организованному терроризму. Пришлось, правда, заплатить высокую цену – более 20 тыс. убитых и раненых среди федеральных войск во вторую чеченскую кампанию в 1999–2000 гг. (потери местного населения так и не подсчитаны), разрушения в Грозном, взрывы домов и самолетов, трагедии терактов в московском театре в 2002 г. и в бесланской школе в 2004 г.
Но массовое кровопролитие в Чечне прекратилось, остались лишь отдельные, хотя и частые случаи террористических актов. Восстановлен Грозный, возрождено разрушенное хозяйство, выплачены компенсации пострадавшим жителям. Вместе с тем положение на Северном Кавказе едва ли стало стабильным. Терроризм из Чечни расползся во все республики региона. Численность активно действующих мятежников из года в год оценивалась на одном и том же уровне: 500–700 человек. Значит потери террористов постоянно восполнялись, причем в основном из местного населения, поскольку пограничники надежно закрыли внешнюю границу. Это вызывало большие вопросы об устойчивости положения руководства Чечни, Ингушетии, Дагестана и других республик и их методов управления. Да и в отношении действенности там федеральных законов и конституционных норм тоже были большие сомнения.
Власть в кавказских республиках держалась на лояльности Москве и жестоком подавлении любой внутренней оппозиции под предлогом борьбы с терроризмом, даже если оппозиция и правозащитники никак не связаны с экстремистами. При этом процветали клановость и злоупотребление властью, безработица достигала 40–50%, уровень коррупции и преступности был чрезвычайно высоким даже по российским стандартам. Все это создавало питательную почву для исламского экстремизма и терроризма – как внутреннего, так и международного. Подавить его только репрессивными мерами было невозможно.
Путин и его соратники весьма решительно расправились с олигархической вольницей 90-х годов. К тому времени олигархи набрали такую силу, что способны были создать альтернативный центр политической власти, а для авторитарного чиновничьего режима это недопустимо (и в этом его отличие от демократического, имеющего правовые механизмы интеграции всех групп интересов – например, институт легального лоббирования). Непосредственно пострадали далеко не худшие из олигархов – Михаил Ходорковский и другие руководители ЮКОСа попали на большие сроки в тюрьму, а сама компания была пущена с молотка. Заметим, это была самая передовая, прозрачная и уважаемая за рубежом частная российская корпорация с самой развитой системой социальных программ. То, как с ней обошлись, включая манеру проведения судебных процессов (точно названную «басманным правосудием»), нанесло удар по правовой и коммерческой репутации России в мире. Но было вполне в духе российских традиций: ради решения частных политических задач не останавливаться перед экономическим и имиджевым ущербом для страны.
Остальные российские капитаны большого бизнеса (включая поживившихся за счет ЮКОСа) мгновенно усвоили урок: по-прежнему все позволено в части дикого бизнеса и коррупции – в обмен на прекращение политической деятельности и лояльность власти. Вот тут-то и сказались «первородные грехи» российского капитализма – все крупные бизнесмены были «на крючке» прошлых (и неизбежных) махинаций и быстро подчинились власти. В результате положение сравнительно с 90-ми годами изменилось мало: тогда олигархи вертели чиновниками, теперь – наоборот, но от перемены мест слагаемых суммарный характер олигархического государственно-монополистического капитализма не изменился. Пошли даже дальше: высшие чиновники получили руководящие посты в крупнейших государственных компаниях.
Коррупция обрела еще больший размах и стала национальным бедствием, беспрецедентным даже для России. Но это не досадное отклонение от нормы. Коррупция явилась неизбежным и глубоко встроенным элементом сложившейся системы, закономерным следствием комбинации незрелой рыночной экономики (к тому же до недавнего времени утопавшей в нефтедолларах) и сверхцентрализованной бюрократической модели власти.
Советская бюрократия управляла планово-государственной нерентабельной экономикой и мало чем могла поживиться. Она довольствовалась номенклатурными привилегиями (скромными по нынешним стандартам), обустройством детей, приличной пенсией и почетным местом на кладбище. Нынешняя ее преемница – российская бюрократия – не заботится о персональной пенсии и спецпайках. Здесь и сейчас она снимает пенки с огромных доходов приватизированной или госмонополистической экономики.
Не встречая никаких сдержек и противовесов, современная бюрократия непрестанно разбухает, стремится максимально расширить свою власть над обществом и возможности обогащения посредством всеобъемлющих и запутанных законов, подзаконных норм и регламентов. Они делают жизнь всех прочих граждан просто невыносимой. Но им тут же предлагают более легкие, «неформальные» пути решения проблем – за взятки в тех или иных размерах и формах (от импортного коньяка до многомиллионных «откатов»).
Коррупция превратилась в суть, смысл существования и мотивацию функционирования бюрократической машины в центре и на местах. Откаты, поборы, рейдерские захваты, отъем собственности с использованием правоохранительных органов или криминала (что зачастую одно и то же) подавляют средний и малый бизнес, которые на Западе дают наибольшую занятость, стимулируют конкуренцию и инновации. Любые, самые разумные законы будут выхолощены и извращены практикой чиновников; да они и не позволят разработать такие законы – особенно при угодливом и некомпетентном парламенте. Это главное препятствие для капиталовложений в отрасли высокой технологии со стороны российского и зарубежного бизнеса и банков. Стремясь вырваться из-под пресса коррумпированных чиновников, за границу уезжают уже не только талантливые ученые, врачи, деятели искусства, но и простые инженеры, которые обречены в России на нищенское существование или унизительный челночный приработок.
С этой системой не сладить отчетами чиновников о доходах и расходах, поскольку проверять эти отчеты призваны точно такие же чиновники, ответственные перед начальством, а не перед обществом. Не исправить дело ужесточением наказаний и нагромождением контролирующих органов. И они, и правоохранительные и судебные инстанции глубоко поражены метастазами коррупции. И потому ни с коррупцией, ни с преступностью эффективно бороться не в состоянии.
Многие животрепещущие проблемы современной России, не находящие эффективного решения, производны от засилья неконтролируемой бюрократии. Сюда относится однобокая экспортно-сырьевая экономика, социальная стратификация, высокая преступность, непрекращающийся терроризм на Северном Кавказе, демографический спад и этническая напряженность. Это и развал жилищно-коммунального хозяйства, растущее научно-техническое отставание от передовых держав, кризис образования, здравоохранения и культуры, стагнация оборонной промышленности. И вдобавок ко всему – тяжелая болезнь в форме коррупции, которая до основания разъедает общество и государство, выхолащивает и извращает любые благие законы, начинания и проекты.
Существует только один путь решения проблемы: более или менее открытая рыночная экономика и нетоталитарная политическая система. Никакого особого российского «велосипеда» тут не изобрести. На этом пути необходимы разумное и сбалансированное разделение властей, при котором только и могут существовать независимый суд, арбитраж и избирательные комиссии. Здесь требуются честные выборы, чтобы законодательные институты адекватно отражали общественные интересы и контролировали бюрократию. Этот путь предлагает регулярную сменяемость высших должностных лиц, безо всяких изъятий, всемерное развитие свободных СМИ и законопослушных общественных организаций. То же самое, в принципе, необходимо для обуздания коррупции. В этом нет ничего удивительного: первопричина обострения главных проблем России одна – засилье и всесилье государственно-монополистической системы в экономике и политике.