Со своей стороны, президент Обама взял курс на сотрудничество с Россией в борьбе с международным терроризмом и в деле укрепления режима нераспространения ядерного оружия, заявил о намерении прекратить войны в Ираке и Афганистане, призвал в своей пражской речи 2009 г. вернуться к идее полного ядерного разоружения. Вашингтон значительно урезал программу ПРО в Европе, отказался от одностороннего и произвольного (вне рамок международного права) применения силы, отложил в долгий ящик расширение НАТО на восток.

В контексте провозглашенной «перезагрузки» отношений России и США в 2010 г. был подписан новый Договор СНВ, стороны согласились сотрудничать в развитии систем ПРО. Расширился афганский транзит, были приняты меры для укрепления режима нераспространения ядерного оружия. Подошли к концу многолетние переговоры о вступлении России в ВТО (их формальный финал относится уже к нынешнему президентству).

Однако внутри двух стран дела обстояли менее благополучно. В США республиканская оппозиция начала жесткую борьбу с внутренней и внешней политикой Обамы (что, в частности, выразилось в отказе ратифицировать Договор СНВ, который удалось преодолеть с большим трудом).

В России противоборство вокруг внутренней и внешней политики имело менее открытый, но более глубинный характер. Императив социально-экономической модернизации, новые угроза и вызовы XXI в., противодействие которым требовало сотрудничества с Западом, предполагали выбор пути, о котором писал Медведев в своей нашумевшей статье. Тогда это было воспринято вполне серьезно.

Противники такой линии понимали, что новый президент победил в 2008 г. при поддержке Путина, был тесно с ним связан в политическом и личном отношениях, имеет весьма ограниченную свободу рук. Все силовые посты остались в руках путинских назначенцев, в законодательной власти сохранилась монополия путинской партии «Единая Россия», регионы возглавляли лояльные Путину губернаторы, мэры и президенты. Но консерваторы неплохо знали (или чувствовали) российскую историю, которая дала много примеров превращения незаметного и зависимого лидера в самостоятельную фигуру и его освобождения от бывших соратников (Сталин, Хрущев, Брежнев, Путин). Поэтому с приходом Медведева – лидера нового типа с современными и вполне демократическими взглядами – традиционалисты упреждающим порядком пошли на обострение, чтобы держать нового президента под постоянным давлением.

Либеральные речи Медведева раскрепостили политическую обстановку в стране. К сожалению, дальше слов дело не пошло. Экономический кризис обнаружил неподготовленность российской экономики. Отсутствие внятной стратегии выхода из него, глубокие разногласия внутри исполнительной власти, неспособность изменить экспортно-сырьевой характер экономики и слабые надежды на успех перемен в будущем были следствием всевластия и неуправляемости федеральной бюрократии. Еще в бытность свою вице-премьером Д. Медведев сформулировал в Давосе три высших национальных приоритета России: диверсификация экономики, создание современной экономической инфраструктуры, инвестиции в человеческий капитал. Но эта прекрасная концепция никак не отражалась в федеральных бюджетах на 2007–2008 гг. и в поправках, внесенных после начала кризиса: по-прежнему самые крупные статьи расходов были на содержание госаппарата, национальную оборону и внутреннюю безопасность.

Если исполнительная власть безмерно разрастается и подавляет все и вся, то высшее политическое руководство становится ее пленником, а не хозяином. Чем-чем, а аппаратным искусством бюрократия владеет в совершенстве, умеет направить решения лидера в нужную для себя сторону, отвлечь или изолировать его от нежелательных альтернатив. Лишь беспощадный террор сталинского или гитлеровского типа способен держать бюрократию в узде (именно поэтому в нынешней России столь сильна ностальгия по «сильной руке»). Но сторонники этого простого рецепта забывают, что в таком случае вся страна становится заложником настроений и пороков одного человека и его сиюминутных фаворитов. Это рано или поздно неминуемо приводит к национальной катастрофе, коей для СССР стали коллективизация, репрессии 1930-х годов и июнь 1941 г., а для Германии – май 1945 г.

Для диверсификации экономики, перехода с экспортно-сырьевой модели на инновационный путь развития, который только и может обеспечить стране прочное, не зависящее от цен на нефть и газ положение среди великих держав и центров силы, красивых слов было недостаточно. Административных и кадровых перестановок, «игрушечных» инновационных центров или государственно-монополистических корпораций (вроде Сколкова и «Нанотехнологий») для этого мало. Они стали новыми кормушками для чиновников и их партнеров-олигархов. «Электронное» и «открытое» правительства не могли прорвать бюрократические бастионы, отменить ведомственную и лично-корыстную мотивацию чиновников.

Для глубокого преобразования российской экономики необходимо было прежде всего изменить сложившийся неформальный режим политических и экономических взаимоотношений, пронизавший все органы власти. Только в таком случае основательные поправки законодательства могли достичь цели. Речь шла о ясных и незыблемых правах собственности, которые может гарантировать только четкое разделение властей, независимый и беспристрастный суд, арбитраж и правоохрана; о прозрачных и узаконенных отношениях власти и бизнеса; об антимонопольном законодательстве и ограничении естественных монополий. Еще нужны современные и открытые банковская, страховая, ипотечная инфраструктуры, а также сильные гражданские организации, защищающие интересы и работодателя, и наемного работника, и потребителя. Без всего этого не следует ждать притока больших инвестиций в высокотехнологичные отрасли ни от отечественного, ни от зарубежного капитала, а значит не может быть долгосрочного экономического роста.

Между тем только высокотехнологичные сектора, в том числе в малом и среднем бизнесе, способны обеспечить широкую занятость населения. Лишь они могут сократить разрыв между бедными и богатыми, подстегнуть научно-технический прогресс (причем дома, а не на вывоз). Они в состоянии обеспечить мощную современную оборону, стимулировать экспорт продукции с высокой добавленной стоимостью и избавить Россию от кабалы сырьевых цен за рубежом. Только такая экономика и настоящий (а не искусственно сконструированный) привлекательный имидж позволят стране занять достойное место в мире.