Что касается внешней политики, то, по всей видимости, Путин действительно стремился наладить хорошие отношения с США и Западной Европой, но не на основе модели 1990-х годов, а на более равноправных началах. При встрече новых президентов России и США в Любляне в 2001 г. между ними возникла взаимная симпатия. После террористических актов 11 сентября Путин сделал шаг навстречу США, руководствуясь несомненным личным чувством сострадания, но также и стремясь изменить отношения, резко повысив уровень сотрудничества.

Конечно, разделаться с «Талибаном» было в интересах Москвы, но она могла занять позицию доброжелательного нейтралитета (ссылаясь на чувства мусульманского населения России и «афганский синдром»). Однако вопреки настрою большей части политической элиты Кремль оказал полную и безоговорочную поддержку в создании антитеррористической коалиции, вооружении Северного альянса и проведении военной операции в Афганистане. Впоследствии Путин предоставил странам НАТО транзит для снабжения группировки войск в Афганистане, что было беспрецедентным шагом, возможным только в отношениях союзных государств.

В 2000 г. новое руководство воспользовалось контролем над парламентом и добилось ратификации Договора СНВ-2, который на протяжении предыдущих семи лет блокировался Думой. Другим шагом навстречу Западу была ратификация в 2004 г. адаптированного Договора по обычным вооруженным силам в Европе. После выхода США из Договора по ПРО в 2002 г. российская исполнительная власть не только постаралась умерить возмущение в политических кругах страны, но и пошла на заключение нового Договора с США о сокращении стратегических наступательных потенциалах (СНП) 22 . Также была подписана Декларация о новых стратегических отношениях, которая предусматривала сотрудничество в развитии систем ПРО.

На Петербургском саммите Россия – ЕС в мае 2003 г. Путин на весь мир провозгласил императив «европейского выбора России». В ответ на это Россия получила в 2002–2003 гг. выход США из Договора по ПРО (прикрытый фиговым листком в качестве Договора о СНП), войну в Ираке (и ликвидацию там крупнейших российских нефтяных концессий), а также дальнейшее расширение НАТО на восток, в том числе на территорию бывшего СССР – в страны Балтии.

В политике Запада в отношении России был очевиден элемент отторжения. России постоянно давали понять, что полномасштабная интеграция в западные военно-политические и экономические организации закрыта для нее даже в долгосрочной перспективе. В НАТО и ЕС скопом принимались другие страны; Москве же предлагали всевозможные паллиативы – Партнерство во имя мира (ПВМ), Совет Россия–НАТО (СРН), Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Евросоюзом (СПС). В России сложилось устойчивое представление, что ее не приглашают не потому, что она не соответствует каким-то конкретным общепринятым критериям, а из-за некой имманентной несовместимости с передовыми демократическими странами.

После трагедии 11 сентября 2001 г. на волне настроений солидарности с Америкой российский руководитель максимально прозрачно высказался о стремлении России серьезно обсудить вопрос о возможности и формах присоединения к НАТО. Говоря об отношении Москвы ко второй фазе расширения альянса, он подчеркнул: «Конечно, мы пересмотрели бы нашу позицию в отношении процесса такого расширения, если бы мы были вовлечены в такой процесс» (20). В ответ не последовало никакой реакции кроме стандартной отговорки высоких чиновников НАТО о том, что союз никого не приглашает, надо подавать заявку на членство и становиться в очередь. Неудивительно, что в конце концов Москва оставила надежды на быстрый и поступательный процесс интеграции с Западом на основе равноправия, взаимной выгоды и уважения интересов друг друга. Она обратилась к поиску более заинтересованных в ней и менее привередливых партнеров на юге и востоке.

Последней каплей, переполнившей чашу, явилось активное вмешательство Запада в 2004–2006 гг. в «цветные» революции в Грузии и на Украине для поддержки наиболее антироссийских политиков (это дало повод подозревать, что та же «схема» повторится в Киргизии). Было публично заявлено о намерении ускоренного вовлечения Украины и Грузии в НАТО. США объявили о плане строительства объектов американской стратегической ПРО в Польше и Чехии – вопреки духу Совместной декларации США–РФ 2002 г. о совместном создании такой системы.

Речь Путина в Мюнхене в 2007 г. стала сигналом Западу о том, что Россия больше не намерена играть по старым правилам и напрашиваться на более продвинутое сотрудничество, если он не проявляет к этому искренней заинтересованности. Однако потребовался вооруженный конфликт в Грузии в августе 2008 г., чтобы на Западе поняли, что Россия намерена всерьез противодействовать втягиванию в НАТО Грузии и Украины и готова подтвердить свои слова силой оружия.

Реакция США и Запада по понятным причинам была предсказуемо острой. Отношения с Россией оказались на грани военного противостояния и небывалой со времен холодной войны политической напряженности. Отклонение от привычной для 1990-х годов парадигмы зависимого и подчиненного положения Москвы воспринималось за рубежом как аномалия, как проявление Россией традиционной враждебности к Западу и его ценностям, как рецидив империализма и мышления в духе холодной войны.

Между тем для роста напряженности существовали вполне объективные и обычные для международных отношений причины, понятные исследователям реальной политики. За первое десятилетие изменилось соотношение сил между Россией и Западом. По сравнению с 1990-ми годами Россия обрела устойчивый экономический рост (правда, в основном за счет взлета цен на нефть) и относительную социально-политическую стабильность. Москва консолидировала власть в стране, получила крупные свободные капиталы для внутренних и внешних инвестиций, расплатилась с огромным государственным внешним долгом, резко (вчетверо за 2001–2008 гг.) увеличила финансирование национальной обороны, подавила массовое вооруженное сопротивление на Северном Кавказе.