–  Вика…

–  Господи, как же всё надоело. Знаешь, чего я хочу? Чтобы этого всего не было. У нас ведь с Ником с самого начала всё пошло наперекосяк. Его родители, вы, дядя, это наследство чёртово, Морозов, беременность. Нам просто не дали шанса быть самими собой и просто жить. Вы и сейчас не даёте.

–  А может и не надо. Ведь не зря судьба вас разводит в разные стороны.

–  Не судьба. А вы, - тихо, но твёрдо, ответила я.

–  Дочка, как ты можешь? Я же хочу, как лучше.

–  Получается не очень, мам, - честно призналась ей. - Я знаю, что Ник вам не нравится, что вы не можете смириться с его звериной натурой. Но я не отступлю. Даже сейчас.

–  Мы поговорим об этом позже, - поджав губы, произнесла мама. - Ты уверена, что хочешь разговаривать с этим полицейским?

–  Да.

Следователь оказался высоким мужчиной среднего возраста с посеребрёнными у висков волосами и умными серыми глазами в обрамлении сетки мелких морщин. Достав папку и ручку, он внимательно меня осмотрел.

–  Виктория Измайлова, меня зовут Иван Алексеевич Петров, прежде чем мы начнём, я должен вас предупредить о том, что за дачу ложных показаний…, - начал мужчина.

Допрос проходил стандартно. Мужчина задавал вопросы, заставляя меня шаг за шагом вновь пережить те мгновения в спальне. Вспомнить дословно каждую фразу Морозова, каждую интонацию и намёк.

Мама и психолог сидели в сторонке, готовые в любой момент прекратить расспросы, чем еще больше нервировали. Мне двадцать семь лет, а ко мне относятся как шестнадцатилетнему подростку.

–  В чём обвиняется Ник Н’Ери? - спросила я, как-то рассказ был окончен.

Меня слегка трясло, и я с силой сжимала кулаки, пытаясь вынырнуть из кошмарных воспоминаний, в которые была вынуждена погрузиться.

–  Незаконный оборот, срыв метки, убийство.

–  Он спас мне жизнь.

–  Давайте на чистоту, Виктория. Убивать Морозова было не обязательно. Господин Н’Ери уложил его на пол, выбил пистолет и на этом можно было остановиться. Горло перегрызать обходимости точно не было.

Сдавлено охнула мама, а я лишь сильнее сжала кулаки, чувствуя, как горлу вновь подкатила тошнота.

–  Морозов меня избил, убил моего ребёнка, пытался изнасиловать. И вы хотите сказать, что этого мало? - прошипела я.

–  Это решать не мне, а суду. Он примет в расчёт все обстоятельства и вынесет приговор, - спокойно отозвался Петров, но по его лицу я неожиданно поняла, что шансов почти нет.

–  Ник рассказал вам о шаери?

–  А что это?

–  Я его шаери. Половинка зверя. Он чувствовал, что со мной происходило тогда. Мою боль. Скажите, вы женаты? Что с вами было, если бы вы не только знали, что вашу жену в данный момент насилуют, но и чувствовали это? Её… мой страх, ужас и отчаянье. Вы бы смогли сдержаться? Войти в спальню и понять, что вашего ребёнка больше нет? - я уже кричала и ничего не могла с этим поделать.

–  Это надо остановить! - ко мне подбежала мама.

–  Успокоительное. Я вызову врача, - вторила ей психолог, но я оттолкнула их, смотря прямо в глаза следователю.

–  Да, я не могу избавиться от этой картинки. Да, меня преследуют кошмары. Но я рада. Рада, что эта мразь мертва. Что он не будет сидеть на скамейке подсудимых, нагло улыбаясь, смотря мне в глаза. Что он не выкупит себе свободу через пару годков.

–  Я понял вас, Виктория. У меня только один вопрос. Вы хотели этого ребёнка?

Гнев сразу утих, сделав меня опять слабой, беспомощной и растерянной.

–  Что?

–  Господина Н’Ери обвиняют еще в том, что он против вашей воли сделал вам ребёнка, что противоречит соглашению между хищниками и людьми.

–  И кто выдвинул эти обвинения? - я бросила злой взгляд в сторону мамы.

Та быстро замотала головой и пожала плечами.

–  Берт З’Ерн.

Я почти не удивилась этому заявлению. Дорогой кузен не упустит возможности утопить Ника.

–  Тогда могу со всей уверенностью сказать, что я хотела этого ребёнка и принуждения со стороны моего жениха не было.

–  Благодарю за ответы. Если будет необходимость, мы с вами свяжемся.

–  Я могу его увидеть?

–  Как только вам разрешит врач.

В дверях уже стояла медсестра со шприцем наизготовку. Увидев её, я покачала головой.

–  Не надо. Со мной всё хорошо.

–  Вика, но может…

–  Не надо, - оборвала я маму, возвращаясь на кровать. - Сейчас я просто хочу побыть одна.

Этим вечером мне всё-таки удалось отвоевать свою жизнь. Три дня, в течение которых я самозабвенно придавалась тоске, жалея себя, подошли к концу. Прошлого не воротить и изменить его невозможно, но я намеревалась воевать за своё будущее.