Шрифт:
Попов присвистнул.
– Так ты с ними?
– Нет. Я в НКАО, а они – в Ереван. А ты?
– Тоже в Ереван…
Мишка Лепицкий, старый друг Попова – сделал примерно ту же карьеру в МВД, что и Попов, только жизнь с ним покруче обошлась. В тридцать два года – старший инспектор Инспекции по личному составу МВД СССР, у республиканских министров ноги подкашивались, когда они слышали эту должность. После того, как к власти пришел Андропов, его пытались обвинить во взятках. Зацепились за большой участок с домом. Потом выяснилось – остался от деда – академика, все чисто. Но система, раз за кого-то взявшись уже не выпускала и почти никогда не давала задний ход – обвинили в «обрастании имуществом» [42] и уволили по недоверию. Блестящий розыскник – пошел обычным юрисконсультом на какой-то заштатный заводишко, да и там – все ждал ареста. За Щелоковым тоже не сразу пришли – сначала уволили, оторвали от среды, потом связей лишили, сделали изгоем, потом не выдержал – застрелился. Но тут все получилось наоборот – стремительно вознесшийся Гуров работал над укреплением МВД, людей не то что с заводов – из тюрем доставали, что для милиции вообще было немыслимо. Пусть и тюрьма своя, нижнетагильская – а все же. Достали и Мишку – теперь он работал в группе особых инспекторов МВД СССР, которые работали в кризисных регионах и были как бы глазами и ушами Центра, независимыми от местных. Уже было понимание того, что на местах произошло сращивание милиции, где с организованной преступностью, где с национализмом – и верить поступающей наверх информации нельзя. Что из Сумгаита, что из Еревана – все положительное шло, пока в одном месте резню не устроили, а в другом – американского президента взорвали.
42
Формулировка откровенно дикая, но я сам видел дела в архиве с такими формулировками.
– У тебя по обстановке есть что? Довели?
– Да как сказать. Обстановка сложная, националистические сборища, митинги, какие-то выходки. Криминогенная обострилась – резкий рост избиений, хулиганств, угонов скота.
Попов понимающе кивнул. Под хулиганство – местные органы часто списывали преступления с совсем другой мотивацией.
– А у тебя что?
Вообще – представители двух разных министерств информацией обмениваться не должны были – у каждого своя кухня. Лепицкий еще мог доложить Попову, МВД всегда по масти считалось младше КГБ. Но Попов в таких случаях предпочитал вести себя по-человечески – он понимал, что у милиционера больше шансов напороться на нож или ствол, чем у него самого.
– Есть предположения, что в республике действует крупная националистическая группировка криминально-националистического толка. И в нее могут входить сотрудники органов.
Лепицкий кивнул.
– Ну, это и ежу понятно.
– Почему? – не понял Попов.
– А не въезжаешь? В любом малом народе – все вместе.
– Не понял? – сухо сказал Попов – ты про что? На дело идти – тоже, значит, вместе? А как же закон?
Лепицкий махнул рукой.
– Ты объяснись, чего рукой машешь. Ты что, считаешь, что это правильно, что ли?
– Сам поймешь. Там. А мне больше чего сказать.
Попову концовка этого разговора не понравилась. Очень. Но настаивать на его продолжении он не стал. Не время и не место.
В Армении приземлились под утро…
В пострадавшем от взрыва Звартноце расчистили тяжелой техникой взлетную полосу, которая не пострадала – в конце концов, взрыв бензовоза это не взрыв авиабомбы. Но вот в остальном – разрушений хватало в избытке. Американский президентский Боинг так и лежал на боку, сильно обгоревший, возле него стояли бронетранспортеры внутренних войск и Уралы. Хватало и техники. Жутким обелиском трагедии стояло здание аэропорта – огонь добрался и до него тоже. На бывших газонах, разделяющих рулежные дорожки – жуткое месиво из горелой техники. В стороне – огромная, темно-зеленая, страшная, чужеродная туша американского транспортного самолета – до него никак не могли добраться техники, вроде как он был цел – но лететь без проверки даже до рядом расположенной Турции – американцы не решались. Казалось, что началась Третья мировая война, точнее – началась и уже закончилась и осталось только разобрать развалины…
Их Ил-76 загнали на одну из стоянок, расположенных рядом с местом взрыва, начали разгружать. Попов, сходя с самолета понял, что что-то не так, ковырнул бетон носком. Бетон поддался – аэродромные бетонные плиты, выдерживавшие вес самолетов – не выдержали адского пламени взрыва…
С Лепицким они попрощались сухо, почти официально. Тот разговор… не разговор даже, а простое, сорвавшееся с губ замечание – сильно разделило их, развело по разные стороны баррикад. У каждого было свое понятие о допустимом, и каждый сделал свои выводы по одной вскользь оброненной фразе.
Неподалеку – стояла шикарная для Кавказа белая Волга и РАФик с обычными гражданскими номерами. Попов, и с ним еще несколько человек потянулись к ним, из Волги навстречу вышли двое. Один явно местный, аккуратно подстриженные усы, чернявый, второй – немного постарше, коренастый, неприметный, похожий на тракториста…
– Товарищи…
– Товарищ Попов?
– Да.
– Дементьев – представился «тракторист» – это Абаян. Прошу в машину.
Армянин хотел подхватить вещи – Попов не дал, улыбкой смягчив отказ. Он никогда не терял ничего свое из вида, всегда помня, что на его должности бдительным нужно быть двадцать четыре часа в сутки, им против него – могут работать свои же. Те, кто учился у тех же учителей, что и он сам.
В машине – Попов положил сумку под ноги. Волга как поднятая гоном лиса – рванула к зданию аэропорта…
– Кошмар! – сказал Попов, кивая на закопченное здание аэропорта…
– Ужас, товарищ полковник, ужас… – сказал темпераментно Абаян – как у людей рука поднялась, эх… не люди – звери. Сколько людей погибло, мало что ли. Эх…
Одна тысяча пятьсот пятьдесят семь. Жуткий счет трагедии…
– Вы где учились? – спросил Попов, желая развеять немного напряженную атмосферу.
– Государственный инженерный институт, прикладная математика… – с гордостью сказал, обернувшись армянин, увидев лицо русского начальника поспешно сказал – я давно рапорт на переобучение, не подписывают! Говорят – сейчас не время. Я по комсомольской путевке в органах.
Комсомолец, б… Вот такие комсомольцы – и просрали все на свете. Господи, хоть бы с юридическим брали…
– Я Минскую [43] оканчивал – сказал Дементьев, не ожидая вопроса.
43
Минская высшая школа КГБ, считалась лучшей в стране.