– Кыс-кыс-кыс, - улыбнулся я, перехватывая копье поудобней и делая шаг в сторону взявших неплохой разгон тварей.

Вот это я понимаю. Вот это я люблю.

Ноги сами посылают тело в рывок. Периферия зрения смазывается, оставляя лишь находящуюся в центре цель — грудину ближайшего монстра. Зверь, в последний момент почуяв опасность, пытается увернуться от наконечника черного копья, но ему не хватает ловкости, да и инерцию туша уже набрала изрядную.

Острие копья мягко входит в плоть, не замечая ни чешуи, ни мышц, ни костей… Такое ощущение, что я ударил воздух. Но бьющий по обонянию терпкий запах зверя и его пробирающий до глубин потрохов рык, мгновенно срывающийся на визг, служат доказательствами реальности этой твари.

Монстр обращается хлопьями черного пепла, что рассеиваются, не долетев до желтоватого песка.

А тем временем два других ящеро-тигра уже бросаются на меня с боков. Еще чуть-чуть и эти когти выпотрошат мою тушку, явив собравшимся вокруг «жителям Светлого Города» содержимое человеческого брюха. Но ни один из них не будет блевать или замирать в шоке и ужасе. Они прекрасно знают, что тут происходит. И они пришли именно за этим — за звуком рвущейся под когтями монстров плоти и зрелищем пожираемого заживо собрата.

Копье плавно, но неуловимо быстро порхнуло в моих руках, разворачиваясь поперек туловища. Крепко сжал его посередине древка, жалом в сторону одной твари, и тупым концом — в сторону другой.

Уже прыгнувшие монстры не смогли изменить траекторию. Того, что метил мне в правый бок, можно считать везунчиком — как и первый их собрат, он напоролся на острие и умер мгновенно. А вот второй буквально насадился на тупой конец копья как кусок мяса на шампур. Древко вошло ему точно в рот, разворотило горло и наполовину исчезло в глубине туши.

В этот момент зверь вполне мог дотянуться до меня своими страшными зазубренными когтями. Вот только ему было совершенно не до этого. Тигр извивался и визжал на одной ноте, лупя лапами по земле словно в припадке. Его плоть начала чернеть и выгорать, словно под струей рвущегося изнутри пламени ужасающей температуры.

Он тоже обратился в черный пепел. Но не мгновенно, а секунд за десять. И эти несколько секунд были наполнены страданиями и ужасом души, медленно погружающейся в пучину Бездны.

– ШЕРСТЕБРЮХИ!!!
– не успел я перевести дыхание, как снова завизжал тот раздражающий мужик.
– ВЫПУСКАЙТЕ ШЕРСТЕБРЮХОВ!!!

Заскрежетали ворота уже на другом конце арены, а задницу неприятно резануло чувством грядущего пиздеца.

Это что же там за северных пушистиков они решили выпустить?

Из открывшегося прохода показались… показалось… показалась… Хрень какая-то.

Больше всего это походило на пыхтящий утюг. Или, скорее, на улитку с кирпичеобразным панцирем. Вот только у улитки не было выставленных вперед здоровенных хитиновых рогов со зловеще-блестящими кромками, да трубок-дыхальцев по всему телу, из которых вырывался зеленоватый парок, однозначно оцененный моей задницей как «не тронь, уебочком станешь».

И пара таких вот рогатых утюгов, взяв весьма неплохую крейсерскую скорость, ломанулись прямиком ко мне, полностью проигнорировав более беззащитную и вкусную добычу.

Ну а я че? Я ниче. Размахнулся и кинул копье.

Черным росчерком просвистев по воздуху, мифическая палка-ковырялка воткнулась в панцирь первой улитки и, погрузившись примерно на ладонь, застряла. И исчезла. А этот не пушистый северный писец как пыхтел в мою сторону, так и продолжает пыхтеть, даже не думая замедляться и уж тем более распадаться на черный пепел.

О чем это говорит?

«Слишком толстый панцирь из мертвой ткани», - задумчиво сообщила Чешуйка.
– «Копье просто не достало до живого слоя и не смогло вытянуть душу».

Спасибо, кэп, а то я сам ну нихрена ж не догадаюсь!

– Да [я твой дом труба шатал!]- выдал я улыбку идиота и, призвав Иль-Сафора, прыгнул навстречу ближайшему «утюгу».

Вот и проверим, работают ли способности артефактов, или тоже заблокированы.

Подскочив практически вплотную к странному насекомому, от всей души долбанул сверху вниз по той части твари, которая по моему представлению являлась головой. Удар слегка засветившегося алым меча пришелся шипастым шаром как раз промеж рогов.

В момент касания по ушам чем-то долбануло и слух отрезало. Зрение тоже пострадало — картинка почему-то завертелась вокруг своей оси, словно в какой-то глюкнувшей игрушке. В одном смазанном и перемешанном видении поплывшего куда-то сознания смешались трибуны, перепуганные зверолюды, желтый песок арены и свороченная морда какого-то нигера. Остановилась эта карусель так же резко, как и началась, причем именно на последнем кадре.

– Сорян, чувак, я не нарочно, - пробормотал я, поднимаясь с изломанного тела одного из черномазых арбалетчиков.