Шрифт:
— Простите, я не знал, что дама с вами, — заискивающий голос незнакомца показался ей неестественно любезным. Все же одна только внешность Вольского всегда внушала людям уважение и страх.
Послышались удаляющиеся шаги, и Аня поежилась от пронизывающего порыва ветра, ударившего ей в лицо. Она ждала, что Влад попытается заговорить с ней, но он почему-т молчал, стоял неподалеку, не делая попыток приблизиться.
…Что ему нужно?
На плечи вдруг опустилось что-то теплое, и, резко крутанувшись, Аня уткнулась носом в мощную мужскую грудь.
— Холодно, — даже не спрашивая, а утверждая, произнес Влад, плотнее укутывая её в свой пиджак. — Не стой здесь долго. Замерзнешь.
Аня подняла на него ошеломленный взгляд, пытаясь разглядеть в сумерках выражение его лица, но он, засунув руки в карманы, вдруг медленно повернулся, и пошел к выходу.
Этот странный мужчина словно читал её мысли, спокойно наблюдая за ней с расстояния вытянутой руки, оказываясь рядом в самый нужный момент, тонко, ненавязчиво предлагая свою помощь, подставляя плечо, ничего не прося взамен. Она смотрела в его широкую, удаляющуюся спину, понимая, что привыкает незримому присутствию этого человека, что падает еще одна стена, выстроенная ею. Он ломал их легко, как спички, проникая в самые запретные уголки её разбитого сердца. И он был первым мужчиной за долгие годы, помощь которого она принимала, позволяя себе забыться и не думать, что она сильная и не нуждается ни в чьей жалости.
Пиджак Влада доходил ей до коленок, и он все еще хранил тепло его тела. Аня вдруг уткнулась носом в воротник, и вдохнула исходящий от него запах, кутаясь в него, как в старинную пуховую шаль. Терпко-горький, будоражащий до слабости в ногах, сногсшибательный… Такой же как и его хозяин.
…Нельзя. Нельзя позволять себе думать об этом. Нельзя расслабляться и чувствовать. Иначе все испорчу. И все…Нет ни дружбы, ни этой легкости в общении, и нет ощущения надежного плеча и опоры.
Глубоко вдохнув, Аня выпрямилась и, развернувшись пошла к выходу. Надо было убираться отсюда и чем раньше, тем лучше. Домой. Спать и все забыть.
Если хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах — это первое, что пришло Анне на ум, когда выйдя в коридор, она обнаружила застывшую спину Вольского, белым пятном маячившую у дверей, ведущих в зал.
Услышав её шаги, он медленно развернулся, сканируя её лицо пристальным тревожным взглядом своих серых глаз.
— Держи. Я забрал твою сумочку и награду, — Вольский протянул ей статуэтку и клатч, а затем, бесцеремонно схватив за руку, произнес:- Пойдем отсюда.
— Куда? — растерялась от его напора Аня. И как ему удается регулярно дезориентировать её одним словом и жестом?
— Посмотришь, — быстро спускаясь по лестнице и не выпуская руки Ани из захвата своих длинных пальцев, загадочно поведал Влад. — Поедем, покажу тебе кое-что.
— А… — Аня семенила за ним следом, еле успевая считать пролеты, — А как же моя машина? Она внизу.
Вольский замер, размышляя буквально секунду, а затем вытащил из кармана мобильник.
— Давай сюда ключи, — протянул он Ане руку. — Егор отгонит её к тебе домой.
Непонятно почему, и непонятно зачем, она, порывшись в сумке, достала ключи от машины и протянула их Вольскому, глядя на свою и его руку, как на чужеродный кадр какого-то черно-белого кинофильма.
Безмолвный вопрос — «что я делаю?», растаял, словно перистое облако в летнем небе, едва огромная ладонь вновь сжала её кисть, настойчиво и уверенно потянув за собой. И не было мыслей — только ощущение невероятной энергетики исходящей от его твердой, такой правильно-сильной руки, и понимание того, что так хорошо и спокойно быть ведомой им, двигаться на расстоянии шага за его спиной, закрытой ею, как щитом, от холода, ветра и чужих взглядов. Мужчина — стена: надежная, нерушимая, незыблемая.
Влажный воздух, свежим глотком опалил легкие, тронув губы мятной прохладой. Мокрые темные мостовые отражающие желтые мазки света фонарей и яркого рекламного неона, казались бесконечной картиной абстракционизма, вышедшей из-под гениальной руки творца. И в этом постдождливом этюде, Аня видела себя и Влада фокальными точками, ключевыми и главными, на этом мокром полотне столичных улиц.
Она очнулась только тогда, когда уселась в машину и отдавший Егору ключи Влад, резко хлопнул дверью, оставив за пределами салона автомобиля монотонный голос вечернего города.
— Куда ты меня везешь? — спохватилась она, разглядывая выразительный мужской профиль.
— Туда где нет любопытных взглядов, глупых вопросов, неприятной музыки, а только небо, звезды и молчаливая красота наплывающей ночи.
Скажи ей эту тираду кто-то другой, вероятно Аня не только насторожилась бы, но и потребовала остановиться и выпустить её, предположив скрытый подтекст. В устах же Вольского слова звучали четко и выверено, без единой ноты фальши, как ведущая роль голоса, подчиняющая себе партию фортепиано. Почему-то именно ему она безоговорочно доверяла, зная, что не обидит, не обманет, не разочарует.