– Да, пока что. Я обязан предупредить Вас о том, что намерен проверять всю Вашу подноготную, прежде чем встретиться с Вами лично.

– Эээм. Я... должен отправить Вам какие-то данные?

– Нет, имени и телефона достаточно. Я перезвоню Вам в течение сегодняшнего дня. До свидания.

Сбросив вызов, я кинул его на постель. Вздохнул и, поднявшись, направился в ванную комнату. Там залез в душевую кабинку и включил воду. Очередное утро без неё... серое и мрачное утро, как и вся моя жизнь после её смерти...

Глава 1

Декабрь 2009 года...

В жилом квартале Кабула царит тишина - он был полностью зачищен от мирных жителей двадцать минут назад, поскольку какой-то пацан увидел бомбу в старой пыльной машине. Сейчас здесь были только военные, и все они вели себя очень тихо, расформировались по кварталу и скрывались за различными строениями. Несмотря на то, что мой отряд специализируется на спасении заложников, сегодня мы занимались вот этим. Нашей задачей было зачистить квартал и, распределившись по периметру, никого сюда не пускать. Тем временем специальный отряд по разминированию, состоящий из трёх человек, занимался своей непосредственной работой. Но они втроём возятся уже семь минут! Один работал с самой бомбой, двое на шухере, прикрывают его, консультируют и прочее. Поначалу я была спокойна, первые три минуты, пока они разбирались в самой бомбе. Затем главнокомандующий группы стал искать систему запуска, и это действо затянулось. Последние две минуты - мне уже невтерпёж. Пошла восьмая минута их работы, когда я цыкнула и направилась в их сторону. По пути меня перехватил Эванс, взявшись за руку чуть выше локтя:

– Опять психоз у тебя?

– Я знаю, как её обезвредить, - фыркнула я, встряхнув плечом и, тем самым вынуждая его убрать от меня руку. Эванс иронично мыкнул:

– Серьёзно? Ну, так сообщи им по рации.

– Я пыталась, они меня не слушают! Сначала этот сержант слишком долго пялился на бомбу в багажнике, а теперь слишком долго ищет систему запуска в салоне. И под машиной и даже на ней смотрел! Только под капотом он так и не посмотрел! Система там!

– Откуда ты знаешь?

– В одном фильме видела.

– Ты что, серьёзно?
– скривился Мэтт. Пережёвывая свой язык, я одарила парня молчаливым косым взглядом.

– Что там?
– после шиканья раздался голос Карен в рации.
– У нашей психованной опять психоз?

– Уж чья бы корова мычала, - бросила я, слегка толкнув Мэтта и следуя своим курсом.

– Она пошла к машине, - отчитался устало Эванс своей благоверной.

– Пусть идёт, - отмахнулась Карен.
– Она, походу, в воде не тонет и в огне не горит...
– издевнулась она надо мной. Я хмыкнула, слыша её через рацию Эванса, но не став включать свою и отвечать. Ребята уже привыкли не только к тому, что после смерти мужа я стала более самостоятельной, смелой и рискованной, но и к тому, что мой кулон в купе с моей самоотверженностью действительно приносит мне удачу. И порой даже лучше оставить меня в покое - отправить в пылающий ад одну да просто дождаться моего возвращения, чем увязаться за мной и получить несколько серьёзных ранений.

Я прошла к машине, багажник которой был забит несколькими боеголовками, связанными между собой проводами, которые вели вовнутрь машины. Там сейчас и находился сержант, пытаясь отыскать систему запуска. Когда я подошла к машине, он из неё выскочил, видимо, ему по рации сообщили о моём приближении.

– Что Вы делаете?!
– ошалел он.

Я сняла с него наушники, повесив их на свою шею.

– Покиньте зону риска, сержант, - сказала я, проследовав к капоту автомобиля. Он погнался за мной:

– Вы в своём уме? Вы без специального снаряжения!

Приостановившись на полпути, я поспешила напомнить сержанту:

– Я выше Вас по званию, мастер-сержант.

Брови мужчины изогнулись и он умолк.

– Так что покиньте зону риска - это приказ, - не став дожидаться его ответной реакции, я прошла к капоту автомобиля, открыла его и приступила к визуальному изучению содержимого. Не видя сержанта, я слышала, как он ненадолго замешкался, но, в конце концов, решил, что приказ есть приказ, и покинул зону риска. Довольно скоро я обнаружила несколько припрятанных проводков, отличающихся от прочих. И проведя по ним пальцами, нащупала квадратную коробку с рычажком.
– Вот оно, - констатировала я шёпотом, неспешно вытаскивая коробку. От неё простирались провода, ведущие внутрь машины, под руль. Взяв кусачки, я выдохнула, прежде чем перекусить провод. Как только я это сделала, что-то пшикнуло под движком, затем из-под руля повалил едкий дым. Ещё одна бомба! Чёрт! Она уже была активирована, и мне ничего не оставалось делать, как бежать. Я успела отвалить от машины на несколько метров, прежде чем меня снесло намного дальше взрывной волной. Огнём опалило всю спину, буквально-таки зажарив бронежилет, отчего он приклеился к моей коже и запёк её. Не знаю, что было раньше - потеря сознания-кома-смерть или же приземление...

Не хотела бы помнить, да помню каждый мерзкий день, каждую отвратительную минуту каждого часа... после гибели мужа. Чёрное, омерзительное время! Я помню, как накануне похорон видела его... вопреки всем запретам и тому, что гроб просто обязан быть закрытым. Помню, как могла свободно плакать в морге, ведь мы были там с ним одни. Касаясь его безымянного пальца, я чувствовала контуры татуировки, и в памяти всплыли воспоминания о том дне, когда мы их набили. Потом были похороны - меня на них отпустили, всё было официально, по военным меркам. Мне вручили флаг как его жене. Там были преподаватели Центра, мои родители, друзья и сослуживцы Уилла. Но я ни с кем не разговаривала, даже не принимала соболезнования, потому что я бы не выдержала тогда! Если бы я подошла к маме, обняла б её, то заревела бы навзрыд. Я не могла себе этого позволить. Ведь я - воин. Поэтому я тихо плакала, скрывая лицо за большими чёрными очками. Тони и мои родители понимали. Они даже и не подходили ко мне, глядя с болью и состраданием. После похорон я изменилась - этот день позволил мне узнать себя с той стороны, с какой я сама себя не знала. В этот день я поняла, что способна быть чертовски сильной. Я помню нескончаемую едкую боль в груди. Я помню отчаяние. Помню тоску... невыносимую тоску по нему, родному, любимому. Я помню, как пыталась воскресить его даже, многократно проводила спиритические сеансы, вызывая его хоть на разговор. Но он не появился. Я помню, что плакала по ночам, каждую ночь. Но я помню, что делала это лишь наедине с собой. Я больше не позволяла себе расклеиться на людях. Никогда! Только по ночам, лишь наедине с собой я могла быть слабой, я могла лить слёзы. Но утром я заставляла себя встать и идти работать. Мне нужна была работа! Мне нужно было делать что-то! Я даже была готова работать круглосуточно. И, как только у меня выпадал шанс, я пахала как конь! Я лезла на рожон, но не слепо, а смело, и в этом был толк. Я обезвреживала бомбы без специального снаряжения, проникала в лагерь врагов с целью освободить заложников в майке и с автоматом. Не гнушалась шататься по минному полю, угоняла машины талибов, стреляла в ноги заложников, чтобы ошарашить террориста. Я вовсе не пыталась покончить с собой, я просто не боялась выполнять задания любого риска. Я мечтала забыться, не хотела расклеиться, я хотела быть воином! Я хотела приносить пользу, делать свою работу, смотреть в глаза смерти и не бояться её, но и в то же время не надеясь погибнуть. И пусть не все мои действия увенчались успехом для меня, мне всё же удавалось спасать чужие жизни. Благодаря мне бомбы обезвреживались, заложники освобождались, враги умирали. Хоть и та самая бомба взорвалась - никто не погиб, кроме меня. А ведь если бы сержант заглянул под капот и также - не разобрался бы в сложном механизме, то он бы погиб. И пусть меня считали безбашенный совсем, в моей работе был прок, и мне даже присвоили звание младшего лейтенанта. А потом отпустили в мир, от которого я давно отвыкла...

Январь 2010 года...

Я сижу в людном кафе напротив окна. На улице светит солнце, и люди такие счастливые бродят за стеклом все в заботах. Я наблюдаю за жизнью за окном, не проявляя абсолютно никакого интереса. Мир вокруг совсем не красочный, он настолько скучный, что я перестала обращать внимание на людей, с которыми разговариваю, на интерьер, перестала смотреть на часы и в календарь. Довольно часто я оказываюсь где-то и не помню, как здесь оказалась. Так и сейчас, я не знаю, что здесь делаю и какое сегодня число. Вроде январь. Если постараться, то я вспомню, но у меня нет желания, мне не интересно. Почему? Наверно, потому что я отвыкла от мирной жизни. Война - самое ужасное изобретение человечества. Война - это баланс жизни, противовес прекрасному. На войнах раскрывается тёмная человеческая суть; там нескончаемые крики, взрывы и стрельба. Кровь и смерть. Разрушение в чистом виде. Хаос и больше ничего. Но там всё предельно ясно: беги, стреляй, попытайся спасти кого-то, постарайся не сдохнуть сам. Вот и вся задача. За чертой того мира всё куда сложнее. Уилл был прав... самое ужасное в войне то, что она когда-нибудь заканчивается. Тебя вдруг отпускают в иной мир - в мир технологий и мягких диванов, а ты просто не знаешь, как жить дальше. Ты не умеешь, ты совсем не знаешь правил этой игры, не помнишь их. Война забрала не только жизнь моего мужа, она пленила мою душу...