Вместе с тем об объективности точки зрения О.С. Иоффе говорить не приходится, поскольку, с одной стороны, сам ученый не исключал возможности случайного причинения вреда [57] (а значит, и критерий особых мер по технике безопасности здесь не срабатывает – от авторов), с другой стороны, вел речь о таких объектах, как дикие животные, яды или горючие материалы, повышенная опасность которых, по его мнению, очевидна (а значит, и не подпадает под общее определение источника повышенной опасности – от авторов) и в особом объяснении не нуждается [58] .

Помимо изложенных выше подходов, основная суть которых сводится к тому, что вред причиняется непосредственно деятельностью (эксплуатацией) предприятий, механизмов, иных материальных благ, в рамках «динамической» концепции существует мнение, согласно которому деятельность как источник повышенной опасности характеризует непосредственно связь такой деятельности с лицом, ее осуществляющим. Так, М.М. Агарков в качестве источника повышенной опасности квалифицирует деятельность, которая требует проявления особо повышенной осторожности лиц, занимающихся этой деятельностью, при условии, что такая же особо повышенная осторожность требуется и от лиц, приходящих с ней в соприкосновение [59] .

Такая позиция, в первую очередь, основана на том, что гражданско-правовая ответственность может наступить исключительно за противоправное поведение субъектов. При этом М.М. Агарков, акцентируя внимание на том, что при подобных деликтах существует трудность в установлении вины, приходит к выводу о том, что ст. 404 ГК РСФСР 1922 г. касается случаев возложения ответственности на причинителя вреда, выступающих исключением из принципа вины. Это, по его мнению, исключает необходимость постановки вопроса о введении в отечественное гражданское право «какого-либо нового принципа построения гражданской ответственности наряду с принципом вины» [60] .

Подход М.М. Агаркова к существу источника повышенной опасности подвергался критике. В частности, Б.С. Антимонов писал: «Если закон требует от «владельца источника повышенной опасности» какой-то особой бдительности, а при нарушении этой обязанности возлагает ответственность за причинение вреда, то перед нами всем известная конструкция возложения ответственности по принципу вины» [61] . Вместе с тем Б.С. Антимонов вовсе не исключал действие фактора вины в сфере деятельности, создающей повышенную опасность: «Фактор вины потерпевшего, несомненно, содержит в себе основание, но не возложения ответственности, а освобождения от нее. …За чужую вину, – если она грубая, – владелец «источника повышенной опасности» не отвечает» [62] .

Как уже было отмечено, Б.С. Антимонов утверждал, что использование источника повышенной опасности само по себе составляет определяющую причину возникновения вредоносных происшествий [63] . Исключая понимание ответственности за причинение вреда деятельностью, создающей повышенную опасность, как ответственности, основанной на началах вины, Б.С. Антимонов выводит причины возникновения обязанности по возмещению вреда, причиненного источником повышенной опасности, за сферу поведения его владельца с точки зрения виновности такого поведения, что, на наш взгляд, является принципиальным моментом, отличающим теорию данного ученого высокой степенью достоверности. Подобный подход имеет значимое следствие, которое заключается в том, что при наличии вреда, причиненного источником повышенной опасности, причинно-следственная связь должна устанавливаться между действием такого источника и возникшим вредом, а значит, достаточным основанием для возникновения соответствующего деликтного обязательства выступает сам факт причинения вреда в отсутствие установления факта противоправности поведения владельца источника повышенной опасности. Следствием такого умозаключения должно было явиться то, что ответственность за причинение вреда деятельностью, создающей повышенную опасность для окружающих, должна была быть признана ответственностью не за вину, а ответственностью за причинение, в основе которой лежит теория риска. Однако Б.С. Антимонов выступал ярым противником теории риска (теории профессионального риска), считая ее «буржуазной», что, в конечном счете, сказалось на полноте и достоверности выдвигаемого им подхода. Это, на наш взгляд, выступает основным недостатком теории Б.С. Антимонова.

О.А. Красавчиков относительно подхода М.М. Агаркова указывал на то, что сама деятельность субъектов гражданского права не обладает повышенной опасностью; вне связи с определенными орудиями и средствами производства не может вызывать те или иные реальные изменения в явлениях и предметах материального мира [64] . Вместе с тем им критически оценивались и те подходы, которые связывали повышенную опасность деятельности с проявлением свойств вещей. Так, в адрес Е.А. Флейшиц ученый выдвигает критический довод следующего содержания: «Свойства явлений и предметов могут быть «оторваны» от их носителей лишь в ходе теоретического анализа. В реальной действительности каждое явление, каждый предмет существуют в неразрывном единстве всех своих свойств и качеств. …Владеть… «свойствами вещей» невозможно, но допустимо обладание предметами материального мира, которые наделены соответствующими свойствами, в том числе и теми из них, которые в силу своих количественных и качественных состояний могут создавать повышенную опасность для окружающих» [65] .

Указанные «недочеты» тем не менее не помешали некоторым современным исследователям присоединиться к исследуемой концепции, но не путем выявления каких-либо сущностных аспектов деятельности, создающей повышенную опасность, а посредством простого «сложения» уже существующих подходов. Так, в одном из современных учебников по гражданскому праву встречаем следующее определение источника повышенной опасности: «Источник повышенной опасности – проявление исключительно в деятельности, то есть в использовании, в том числе организованном, свойств и характеристик природных или созданных человеком предметов материального мира, обладающих особой вредоносностью и неподдающихся полному контролю со стороны человека» [66] . Не разбирая данное определение (поскольку его сложно оценить не только с позиции заложенных в нем правовых конструкций типа «организованное использование свойств», но и с позиции смысла используемых автором выражений, например, «проявление исключительно в деятельности»), скажем лишь, что подобный упрощенный способ представления правового явления вряд ли может внести ясность относительно его существа.

Не отличаются оригинальностью подходы и других современных ученых. Как правило, утверждение о том, что источник повышенной опасности есть деятельность, базируется на мнении высших судебных органов, согласно которому во главе угла находится признак неподконтрольности, а точнее невозможности полного контроля за деятельностью со стороны человека. Так, А.А. Крыжановская указывает на то, что «признание гражданским законодательством той или иной деятельности повышенно опасной всегда было обусловлено уровнем развития технического прогресса на данный момент, а точнее отсутствием реальной возможности полностью контролировать практическое участие человека в какой-либо сфере» [67] . Она выделяет два основных признака деятельности как источника повышенной опасности, а именно: повышенная вредоносность, заключающаяся в возможности наступления особо тяжелых последствий для потерпевшего, и неподконтрольность, заключающаяся в невозможности немедленной остановки воздействия источника повышенной опасности в силу его объективных характеристик и повышенной сложности в эксплуатации, требующей специальной подготовки и знаний [68] . Не раскрывая существо отдельных элементов, составляющих содержание каждого из приведенных признаков (таких как: «особо тяжелые последствия», «невозможность немедленной остановки» и т. д.), А.А. Крыжановская проследила проявление этих признаков на примере использования программ для ЭВМ в различных сферах человеческой деятельности. Так, проявление признака повышенной вредоносности в медицинской сфере она усматривает в утрате данных о больных (в частности, данных о перенесенных заболеваниях, о переносимости больным тех или иных лекарственных препаратов, группе крови); в деятельности, направленной на организацию воздушных перевозок – в уязвимости программ, обеспечивающих работу воздушных транспортных средств, что может привести к авиакатастрофам; в сфере освоения космоса, в телекоммуникационной сфере – в сбоях работы программного обеспечения; в банковской сфере – в угрозе кражи и уничтожения банковской информации и программного обеспечения систем электронных платежей. Особо А.А. Крыжановская выделяет использование вредоносных программ, способных приводить к несанкционированному уничтожению, блокированию, модификации либо копированию информации, нарушению работы ЭВМ, системы ЭВМ («компьютерных вирусов», «программных закладок»). Признак повышенной вредоносности от «компьютерных вирусов» (которые разрабатываются не только в преступных целях) ученый усматривает в значительных масштабах вреда (оцениваемый числом вышедших из строя компьютеров), который причиняют сбои в работе программного обеспечения, как имуществу, так и нематериальным благам.