Он усмехается, а может, даже смеется. Звук отрывистый и хрипловатый, но тем не менее, он вырвался благодаря мне. Благодаря мне.

Томас возвращается к своему кофе, но я успеваю выхватить у него из руки кружку. Я чувствую себя сейчас дерзкой. Его то ли смешок, то ли смех придал мне храбрости. Смущение никуда не делось, но когда мы близко друг от друга, я с каждым разом становлюсь все смелее и смелее.

Когда я делаю глоток, Томас выразительно на меня смотрит.

— Что? Я же говорила, что краду лишь то, от чего испытываю кайф, — пожав плечами, говорю я.

Он качает головой и смотрит в окно. До меня вдруг доходит, что не в «Лабиринте» Томас гораздо более открытый со мной. За пределами аудитории он поддразнивающий и расслабленный. Он действительно терпеть не может быть учителем, так ведь?

В этот момент Ники гулит и машет рукой вверх и вниз. Я старалась не смотреть на него. Развлекаться грязными мыслями о Томасе и шпионить за ним, а потом видеть невинное личико Ники ощущается… неправильно.

— Привет, Ники, — я машу ему пальцем, и маленький человечек в черной шапочке-бини и пухлыми щечками смотрит на меня своими яркими глазами. Он подается вперед — насколько может, поскольку все еще пристегнут к папиной груди. Хихикнув, я позволяю его кулачку с ямочками обхватить мой палец.

— До чего же ты милый, — я посылаю ему воздушный поцелуй, и он смеется. — Интересно, в кого ты такой милый? — округлив глаза, я весело смотрю на Томаса.

Но взгляд Томаса совсем не веселый. Он направлен на меня и пронзает насквозь. Я ерзаю на своем стуле, ощущая необходимость в хоть каком-нибудь трении между ног.

Мне хочется продолжать на него смотреть, но я возвращаю свое внимание к Ники. Он радостно играет с моим пальцем.

— Ой, посмотри только, ты снова в фиолетовом! Какой молодец. А знаешь, что я думаю? Я думаю, что мы с тобой родственные души. И нам надо одинаково одеваться.

Томас нарушает собственное молчание.

— Не подавай ему идеи. Я не хочу, чтобы мой сын одевался как клоун.

Я обиженно смотрю на него.

— Ты назвал меня клоуном? Какие претензии к моей одежде?

Он бросает кусочек круассана в рот.

— Вот что у тебя на голове?

Свободной рукой я снимаю с себя шапку, взъерошив волосы. Они волнами падают на лицо, и я их откидываю. От взгляда Томаса на мои волосы я начинаю думать, что в них что-то застряло. Они вечно все собирают: опавшие листья, снег, тонкие ветки.

Внезапно застеснявшись, я опускаю взгляд на уровень его шеи.

— Это меховая шапка в русском стиле.

— А здесь у нас что, Россия?

Я поджимаю губы, а в уголках его глаз углубляются морщинки, когда он бросает в рот еще один кусок. Я поворачиваюсь к Ники:

— Скажи ему, Ники. Скажи, что он недалекий болван.

Оставив в покое палец, Ники смотрит на мою шапку. Потом сует в рот кулачок и что-то лепечет. Боже, он просто прелесть. Я почти не могу спокойно на него смотреть.

— А ты случайно не хочешь эту шапку, малыш? — я протягиваю ему шапку, и он тут же ее хватает. — Вот видишь? Она так ему нравится, что он готов ее съесть, — говорю я, а потом бросаю на Томаса сочувственный взгляд. — Ну ничего, не всем же быть крутыми.

— Ты не особенно увлекайся. Он сейчас на таком этапе развития, когда все выглядит едой и от всего текут слюнки, — он достает из кармана салфетку, забирает шапку у Ники изо рта и вытирает ему слюни. Я пользуюсь этим моментом, чтобы рассмотреть Томаса и его уверенные движения.

— Это ты так не сдаешься? — показав на раскрытую книгу, о которой я уже забыла, спрашивает Томас.

Застенчивость снова окрашивает мои щеки в розовый, и опускаю глаза.

— Возможно.

— Покажи, что ты успела написать.

Я снова смотрю на него.

— Нет… Я ничего толком и не написала. Я не могу писать. Не умею. Разве проблема не в этом?

Покачав головой, Томас захлопывает мой блокнот, от чего Ники хихикает. Ну спасибо тебе за поддержку, приятель.

— А сейчас я скажу это тебе только раз и больше повторять не буду, так что слушай внимательно.

Его профессорский тон заставляет меня поднять руку, будто мы в классе.

— Что?

— Именно это ты и сказал тогда на занятиях, — говорю я и вспоминаю, как он потерял самообладание, когда все говорили о своих любимых писателях и поэтах. Я подражаю его низкому голосу: — Скажу только раз и больше повторяться не буду…

К моей радости, Ники снова хихикает.

— Так ты хочешь услышать мой совет или нет?