Санкт-Петербург, начало осени. Ранним утром бредущий вдоль железной дороги путеец обнаруживает на рельсах девушку. Она жива, но, судя по настроению, исполнена решимости свести счеты с жизнью. Путеец мешает ее планам и приглашает к себе. Он живет на окраине пустыря, в старом доме около промзоны. Вначале происходящее здесь приводит девушку то в удивление, то в испуг, кроме того, что в доме есть кот, носящий имя и отчество, здесь бывают странные гости: убийцы, наркоторговцы и жулики всех мастей. Все они покидают это место совсем другими, нежели пришли, ведь хозяин дома не простой путеец и владеет некой мистической силой.
Туманное знакомство
Одним ранним субботним утром, в конце сентября, короткий участок Балтийской дистанции пути Октябрьской железной дороги, в нескольких километрах от Балтийского вокзала, сплошь затянуло туманом. Место было непроходное и от того малолюдное, для большинства зевак оно открывалось только в качестве «экскурсии без описания» из окон проходящих поездов. В воздухе витал запах битума, жженого металла от проводных контактов и словно нарочно разлитого именно здесь машинного масла, пятна от которого кляксами укрывали насыпи слежавшегося щебня и уложенную в него «горизонтальную лестницу» железобетона новых шпал.
По тесной, вытоптанной в уже пожелтевшей траве тропинке, с длинным рожковым ключом на плече, не спеша брел путеец: высокий, длиннорукий, на вид не старше тридцати пяти, худощавое лицо его светилось румянцем рабочего человека, глаза смотрели широко, хотя длинные лучи мимических морщин выдавали частый прищур, к тому же нос с горбинкой, наверняка когда-то бывший прямым, только прибавлял его лицу опытности. На жилистых плечах, к которым словно само собой прилагалась нагрузка, лежала ярко-оранжевая жилетка, карманы которой отвисли от пропитанных железной пылью перчаток и разного рода мелочей, тех, что нередко обременяют карманы всякого мастера и не выкладываются им только оттого, что в них нет нужды именно теперь. Такие вещи держит в карманах привычная, потерявшая свой настоящий смысл фраза «…а вдруг пригодится?», и она же делает из них своеобразные талисманы в гораздо большей степени, чем гайки, шайбы, шпильки и болты.
Под жилетом болталась потертая, на пару размеров больше, чем надо, рабочая куртка, а синие широкие брюки горбились пузырями на голенищах стоптанных наружу кирзовых сапог с пряжками и круглыми мятыми носками.
Он шел не торопясь, кажется, напевая какой-то заезженный мотивчик, время от времени зевая.
Скоро в уже начинающем рассыпаться под гнетом солнца тумане проступил темный контур продолговатого предмета, по форме отдаленно похожего не то на мешок, не то на шпалу, брошенную поперек рельсов. Но стоило путейцу достаточно приблизиться, предмет приобрел четкие очертания молодой, не старше двадцати лет, девушки, которая неподвижно лежала в позе мертвеца, отправившегося в последний путь. Ее огромные голубые глаза смотрели на горизонтальную балку, держащую электрические провода.
Приблизившись и встав у ее ног, путеец вознес глаза к небу в стремлении разглядеть предмет такого пристального изучения, потом, опустив голову, отступил назад и коротко обернувшись уселся на край серой бетонной плиты, торчащей из поросшего дерном бугра.
– Тебе чего надо?! – приподняв голову, резко спросила девушка.
– Классика, – ответил путеец, отставив в сторону ключ и склонившись вперед.
– Что? – уже поднявшись на локтях, нахмурила лоб девушка.
– Классика говорю! Утро туман, ты вот на рельсах… – указал кивком влево, – и масло опять же сволочь какая-то разлила… Тебя часом не Анна зовут?
– Шел бы ты мимо! – раздраженно воскликнула девушка.
– Не могу. – увлеченно выкладывая табак из кисета в деревянную трубку с темным подгоревшим краем.
– Почему не можешь? – вернув голову на рельс, уже тише уточнила она.
– Это ведь редкость – на такое посмотреть.
– Редкость! – прокричала девушка, резко приняв сидячее положение. – Ты что, псих?!
Путеец спокойно утрамбовал табак большим пальцем, зажег спичку и раскурив трубку несколькими глубокими вдохами, воткнул потухшую спичку в дерн.
– Да вроде нет. Но ведь тебе теперь должно быть все равно. Ты ведь определилась с выбором?
– Что ты там бормочешь?! – снова рявкнула девушка, тряхнув взъерошенной шевелюрой.
– Я говорю, что ты сейчас навроде артистки: выучила роль, собралась с духом и даже на сцену вышла, осталось только отыграть… К тому же я столько слышал о самоубийстве, но сам не видел, как это бывает. Опыт страшный, но это опыт. Теперь просто хочу посмотреть, раз уж шанс такой выпал.
– Точно псих. Но в этом спектакле мне зрители не нужны, – сквозь зубы прошипела она.
– Понимаю. И могу отойти чуть дальше, но не могу не отметить, что впервые вижу такого нервного и требовательного мертвеца.
– Как мертвеца? – испуганно повторила девушка.
– Так. Без семи минут – мертвеца, – взглянув в сторону, ответил он. – Следующий поезд в 6:45 отправляется, так что да, без семи.
– А ты что, много мертвецов видел?! – с оттенком испуга вскрикнула она.
– Немного, но случалось.
Девушка перевалилась на бок, потом на другой, после резко вскочила и, тряхнув перемазанные чем-то черным руками, нервно воскликнула:
– Кто ты вообще такой?!
– Путеец, – выпустив облако сизого дыма, спокойно ответил он.
– Нет. Кто ты такой, чтобы так похабно со мной обращаться?! – плаксиво проорала она. – Тебе что, все равно?! Тебе плевать?! Тебе совсем чуждо сочувствие и жалость?! А может, у меня несчастная любовь? Болезнь или другая… трагедия?!
– Может. Сочувствую. Только какое я имею право лезть в твои личные решения? Я тебя не знаю, и история твоя мне не известна. К тому же многие болезни нынче неплохо лечат. Если причина, как ты говоришь – трагедия, то с твоей смертью она вряд ли перестанет быть таковой и скорее всего только умножится. А коль уж это любовь, то глушить ее стальными колесами, это то же, что и поиск черной кошки в темной комнате.