Девушка стиснула зубы, тряхнула ладонью, сжав ее в кулак. На секунду опустив голову, глубоко вздохнула и сошла с дороги, приблизившись к путейцу. Осмотрела его, кажется, с уже заготовленным отторжением, уселась на другой край плиты, склонилась вперед и с горестным выдохом объявила:

– Ну нашла же место! Ну никого вокруг! Промзона, пустырь, заборы! Ну откуда ты взялся?! Интересно тебе? Все же настроение испортил?! Ну и кто ты после этого?

– Я-то? Тот же кто и был. А вот ты…

Девушка вскинула взгляд, в котором мелькнул и угас испуг. Подул западный ветер, окончательно расправившись с остатками тумана. Вдалеке прозвучал высокий голос звукового сопровождения светофора, и по рельсам прокатилась тонкая вибрация, прилетевшая со стороны вокзала.

– Что ты там куришь? – вытирая скользнувшую по щеке слезу, словно намеренно отвлекаясь, спросила она.

– Табак.

– А какой?

– «Остролист» или «Трапезонд», точно не знаю, – с солидным до глупости видом сообщил путеец.

– «Трапезонд»? – рассмеявшись повторила девушка, вытирая набухшие в краях глаз капли, так и не успевшие скользнуть вниз. – Можно? А то, когда еще «Трапезонд» попробовать получиться?

– Сорт табака такой «Трапезонд Кубанский», – протерев край мундштука рукавом, протянул трубку девушке.

– «Трапезонд Кубанский» звучит как оскорбление или прозвище, – затянувшись, сообщила она и начала на выдохе глубоко кашлять.

– Можно сказать, прозвище и есть, – забирая трубку из вздрагивающей руки девушки, с ухмылкой сказал путеец.

Прокашлявшись и отдышавшись, девушка вопросительно посмотрела на путейца, поочередно вытирая запястьем мокрые моментально покрасневшие глаза. Приближался тяжелый стук колес, смешанный с тягучим тонким скрипом трения металла. Слева направо пролетел резкий порыв ветра, и в сером осеннем небе показался рваный кусок блеклого ультрамарина.

– У тебя воды нет? – тяжело выдохнув, хрипло спросила девушка.

– Как же ее может не быть? Только идти надо, – поднимаясь с места, тут же ответил путеец.

– Идти далеко? – продолжая протирать глаза, уточнила девушка.

– Нет. Не особенно. На окраину пустыря, – положив ключ на плечо, пояснил путеец и, отступив пару шагов от дороги, прищурился и рассмотрел девушку внимательней: – А чего, времени нет?

– Смейся, смейся! – кивнула она. – Ну и что, идем или как?

Путеец качнул головой, и девушка припала к плите, вцепившись в нее двумя руками, реагируя на крикливый сигнал проезжающей электрички, так, словно не заметила ее приближения.

Хвост поезда скоро исчез за поворотом, окатив широкий четырехполосный дорожный коридор волной прохладного утреннего воздуха. Путеец медленно побрел по утоптанной тропинке, время от времени сталкивая с нее сапогом серые одиночные камни скатившейся с дороги щебенки, и как бы невзначай оглядываясь. Девушка, выждав полминуты, медленно последовала за ним.

Прошли под узким кирпичным мостком, мимо старого полуразрушенного здания с остатками охры на растрескавшихся стенах.

Забор автостоянки остался позади, и теперь слева от дороги раскинулся широкий пустырь, а справа почерневшие стены старой промышленной зоны заброшенного вида. Свернули к пустырю, спустившись с короткого склона мимо густых зарослей шиповника и ивы, вышли на небольшой пятачок, покрытый желтой травой, когда-то, по всей видимости, бывший полноценным жилым двором. Теперь же он являл собой пространство, окруженное тополями и ольхой, со стоящим посреди него невысоким скромным домом. Двускатная крыша, крытая шифером с торчащей из нее железной, черной от копоти трубой, стены, обшитые узкой вагонкой с облупившейся краской и завалина с замшелым верхом. Дом вообще мог бы показаться нежилым, если бы не серая дверь, которая выглядела новой.

– Слушай! А когда следующий поезд? – нахмурившись, спросила девушка, уставившись в спину путейцу. На что он медленно обернулся и, подняв бровь, хмыкнул.

– Смешно.

Девушка оглядела двор уже осоловелыми глазами и, соорудив на лице глуповатое выражение, прицокнула и вынула длинную травинку из волос.

Путеец порылся за пазухой и, достав ключ, предложил ознакомиться с надписью на коврике, молча указывая на него пальцем. На пупырчатом зеленом коврике полукругом были два слова, написанные кириллицей «Велком ту…». Прочитав, девушка склонила голову на бок и, не удержавшись, спросила:

– Велком ту – куда? Или во что?

– Не знаю, что имели в виду китайцы, соорудившие этот коврик, но сдается мне, тут каждый сам решает, велком ту – куда, зачем или во что.

Глухо щелкнул замок, путеец открыл дверь и пропустил девушку вперед. В маленькой прихожей на высоком деревянном ящике, сколоченном из досок, ее встретил кот дымчатой расцветки, с белым овальным пятном на груди.

– Подожди, – твердо сказал путеец предупредительным тоном, заметив тянущиеся руки девушки, – обдерет.

– Своенравный, да?

– Разборчивый скорее… Проходи!

Отдернув тяжелую плотную штору, отделявшую прихожую от комнаты, вошли внутрь. Взору представилось достаточно просторное светлое помещение с двумя окнами, с видом на железную дорогу. Под тем, что ближе к выходу, стоял широкий стол с двумя задвинутыми под него с разных сторон стульями. У второго окна в самом углу располагалась односпальная кровать синего цвета, с хромированными дужками. В противоположном углу комнаты старая изумрудно-зеленого цвета софа соседствовала с не менее старым холодильником, который монотонно трещал, а сразу слева от входа на невысоких ножках маленькая металлическая печка улыбалась косой от перегрева полукруглой узорчатой дверцей. По стенам на всяком свободном месте висели прямоугольные листы старой пожелтевшей бумаги, очень похожей на папирус с какой-то символикой, больше всего близкой каким-то восточным иероглифам.