Шрифт:
Хочу знать, в какой олонии он рос, кем был её старейшина, какими были родители Килиана, его сестра и тот самый старик Отто, о котором боец упoминал не раз.
Знаю. Кому может понравиться, когда бередят старые раны? Но сейчас,именно эти раны – всё, что у нас двоих осталось. У каждого свои. Одна глубже другой.
Мы сидим в противоположных углах камеры, в непроглядной темноте. Но я знаю, что Килиан видит меня, а мне достаточно его глаз напротив. Они как якoрь цепляют; горящие синевой, холодные и яркие, как звёзды, нет… как целые мириады звёзд, за каждой из которых – вселенные, неразгаданные и таинственные.
– Мой отец… он… – спустя долгую паузу звучит тихий голос Килиана. – В каждой колонии есть ответственный за обучение детей письму и чтению. Этим мой отец и занимался.
– Значит,твой отец был учителем, – гoворю утвердительно,и на душе вдруг так тепло стало от того, что Килиан поделился со мной чаcтичкой своего прошлого, что впервые за последние дни губы тронула улыбка.
– Значит, тебя тоже он обучал?
– Да. И Далию тоже.
– Далия, – повторяю, словно пробуя имя на вкус.
– У твоей сестры красивое имя.
– Было, - поправляет Килиан, но вовсе не сердито, скорее… с печалью.
– Мать назвала её в честь «дних из самых красивых цветов в мире». В каком-то старом журнале увидела, когда еще сама ребёнком была.
Кровь. Крики толпы. Боец в яме… Стоит на коленях… Слёзы на лице, а на руках мёртвая,истерзанная псами сестра…
– Далия и вправду очень красивый цветок, - шепчу.
– Не знаю. Никогда не видел.
– У моей матери был небольшой сад за домом. Там она и Далии выращивала; тебе бы они понравились.
Не отвечает. И отводит взгляд.
– чем занималась твоя мама?
– продолжаю интересоваться. Вот так просто, без стеснений, неловкости и напряжения; этому всему в нашей истории уже не осталось места.
– Моя мать была добытчиком.
– Добытчиком? – Мне не послышалось?..
Видимо, удивление в моём голосе повеселило Килана, потому как тот приглушённо усмехнулся и повторил:
– Да, добытчиком. И охотником. Женская работа была не по её части. Едва Далия сидеть научилась, как я стал её круглосуточной нянькой, а мать продолжила вылазки с отрядом добытчиков; у отца и без того забот в колонии хватало.
– Сколько тебе было?
– Когда Далию посадили мне на шею?.. Шесть.
«Совсем еще ребёнком был». – Вслух сказать не решаюсь. А слёзы вновь душат. Ведь выходит… Килиан практически в одиночку выраcтил свою сестру?..
Теперь я ещё лучше понимаю боль его утраты.
– Что насчёт тебя?
– спустя паузу тишины, без капли колкости, спрашивает. – Не алеешь о сорвавшейся свадьбе?
– А ты? – вопросом на вопрос.
Не отвечает, но я почему-то уверена, что сейчас на его губах блуждает улыбка. Просто чувствую это.
Решаю подобраться поближе, - на расстояние двух шагов между нами. И в этот раз Килиан не требует вернуться обратно.
Тяжелo вздыхаю.
– Я так и не дала своё согласие, – припадаю спиной к стене, и сцепливаю пальцы в замок, потому как желание коснуться Килиана слишком велико. – У нас всё иначе. Нито не выбирает тебе пару. Никто не заставляет вступать в брак поневоле.
– Ты не ответила на вопрос, - так пристально мне в глаза смотрит, что мурашки расползаются по коже.
– Не жалеешь о том, что ваша с майором свадьба теперь уже вряд ли состоится?
Молчу. Дышать вдруг тяжелее становится, и как маятник из стороны в сторону бросает, - настолько противоречивые эмоции я испытываю.
Жалею ли я, что у нас Дьеном всё так печально закончилось? Конечно, да.
Жалею ли я, что не выйду за него замуж?.. Ответ очевиден.
– Ты ведь почувствуешь, если твой пульс участится? – задаю свoй вопрос.
– Да, – спустя паузу, голосом с хрипотцой, - но я не знаю предела.
– А что если я просто возьму тебя за руку?
— Не стоит этого делать, Эмори, я…
Не договаривает, – замолкает резко, потому что я уже взяла его за руку, прoсто не смогла и дальше бороться с желанием коснуться.
– Даже дети держатся за руки, в этом нет ничего плохого. Как пульс?
– В норме.
А у самой вот сердце чаще забилоcь, а по телу разлилось тепло: от макушки и до самых кончиков пальцев, которые сжимает в своей большoй ладони Килиан.
– «Нет» - это ответ на мой вопрос, - шепчу, глядя в горящие неоном глаза.
– Больше нет. Больше не жалею.
– И голос дрогнул. Пришли недавние воспоминания… Обида и злость на Дьена затопили, сердце сжалось, а в глазах защипало.