Шрифт:
– Родная моя… – потерянно бормотал старик, возвращаясь обратно и натыкаясь на все углы и двери.
Но вскоре румяный Ноябрь вступил в свою должность – и Октябрь отправили на покой.
глава 2
Ранним утром «Леда» вышла в открытое море, и голубой флаг, уныло пофыркивающий всю ночь, теперь трепетал и рвался вперед, указывая ей путь. «Леда» смотрела, как тают небесные золотинки, и думалось ей, быть может, о неведомых морях и таинственных океанах. И в этот предрассветный час, глядя на изящный изгиб ее лебединой шеи, хотелось верить, что коралловый трезубец Посейдона и Великое братство семижильных вихрей минуют ее.
Фланелевая синева неба поблекла, и вскоре из-за кулис показалась конопатая Царевна Солнышко. С недоумением оглядевшись вокруг, она зачерпнула ладошками воду и, плеснув себе в мордашку, тоненько взвизгнула. Щеки засони зарумянились, а в глазах появились игривые огоньки.
Путешественники занимались своими делами: Бобо, стоявший у штурвала, теперь зафиксировал его и отправился измерять лаглинем скорость «Леды», а Нук хлопотал возле кофейника.
– Девятый час, – спохватился профессор, глянув на будильник, – пора будить Барсеньку.
Нук повернулся к каюте тигренка, возле которой уже висел Серебряный колокольчик, а на дверях красовался новый почтовый ящик, но в это мгновение дверь с треском распахнулась и взъерошенный полосатый крошка пулей промчался под ногами профессора. Юный художник оббежал палубу, вернулся и резко остановился возле профессора.
– Доброе утро, Барсенька! – улыбнулся Нук.
– Так это и есть море? – не отвечая на приветствие, спросил тигренок, указывая на волны.
– Конечно, – ответил счастливый Нук.
– Почему же ты мне ничего не сказал! – забарабанил Барсенька по могучей ноге профессора.
– Чего не сказал? – переспросил Нук, с которого медленно сходила улыбка.
– Так оно же огромное! – воскликнул полосатый крошка. – А если бы я умер?!
– От чего?! – спросил совершенно сбитый с толку Нук.
– От неожиданности! – теряя терпение, пояснил тигренок. – Я пошел в каюту, а ты постучи и предупреди меня, понял?
Полосатый крошка захлопнул дверь каюты и улегся под одеяло.
Нук постоял некоторое время, переступил с ноги на ногу, и позвонил в Серебряный колокольчик.
– Да-да! – отозвался тигренок.
– Барсенька… – заговорил профессор, приоткрыв дверь и не зная с чего начать. – Мы уже в море… Если хочешь, ты можешь его посмотреть. Мне кажется, оно очень большое…
– Не большое, а огромное, – поправил его полосатый крошка.
– Я бы даже сказал… бесконечное… – проявил художественное мышление Нук.
– Бесконечное! – эхом отозвался полосатый крошка и, выскочив на палубу, уперся грудью в леер.
Юный художник обводил горизонт широко раскрытыми глазами, надеясь увидеть край, но, сколько он ни вглядывался, повсюду было море.
За завтраком Барсенька подробно расспрашивал Бобо о его жизни, открытиях и дружбе с Нуком. После этого тигренок целый день просидел на самой верхней рее грот-мачты, о чем-то размышляя. Бобо и Нук, занятые работой, старались не мешать его раздумьям.
Все объяснилось после ужина. Бобо курил трубку, а Нук полоскал тарелки.
– Значит, вы с Бобо друзья, – утверждая, произнес юный художник. – А как же я?
Он смотрел профессору прямо в глаза.
– Барсенька… – опешил Нук, чуть не выронив тарелку. – Ты же самое дорогое, что у меня есть…
– А мне так не надо! – отрезал тигренок. – Мне надо, чтобы вы вступили в мою компанию! Ведь я теперь остался один. А кто меня будет любить и беречь?
– Конечно, мы! – поддержал профессора Бобо. – Когда надо вступать?
– Можно прямо сейчас.
– Барсенька! – поднимаясь, торжественно произнес Бобо. – Мы с Нуком просим тебя принять нас в свою дружную компанию. Мы обещаем всегда любить и беречь тебя!
– И каждый день писать письма, – подсказал сияющий полосатый крошка.
– Непременно, – подтвердил Нук.
Глядя на улыбающегося полосатого крошку, Бобо вспомнил о подарке, о котором за всеми хлопотами отплытия совершенно забыл.
– Барсенька, – загадочным голосом произнес Бобо, – а ведь у меня есть для тебя подарок…
– Для меня? – не поверил тигренок.
– Конечно, – подтвердил Бобо. – Побудь здесь, я сейчас принесу.
Но полосатый крошка остановил его:
– Подожди, я же должен сначала привыкнуть…