Гармунд легко приподнял меня, подтащив к жаровне и надавив, заставил наклонить голову. Раздалось шипение, запахло горелым мясом, а я закричал от невыносимой боли, когда торговец приставил и надавил на металлический шест, выжигая мне клеймо на шее, чуть ниже уха – а не на щеках, как у остальных рабов. Подержав несколько секунд раскалённое железо, прижатое к моей коже, Павел отбросил прут обратно в жаровню.

Склонившись в цепком захвате надсмотрщика, я беззвучно плакал.

Ведь я понимал, что такое Палатинский холм, латифундия, тога, туника, знал даже кто такой Антиной – и, содрогнувшись от отвращения, только сейчас осознал истинный смысл слов сенатора.

Я много чего знал. Но что теперь стоили выигранные городские и региональные олимпиады, знание античной истории, широкий кругозор, президентская стипендия и губернаторский грант? Какая цена всем моим знания в положении безымянного раба, если я даже не могу защитить свою девушку, которую увел в рабство этот сенатор?

Неожиданно, отвлекая меня от безумного мельтешения мыслей, в воздухе прямо перед глазами материализовалась объемная надпись:

«Поздравляем с изменением социального статуса!»

«Вы теперь - раб Павла из Лаэрты!»

Гармунд щелкнул кнутом, и расположившиеся на траве невольники суетливо вскочили на ноги. На меня уже успели надеть рабский ошейник и пропустили веревку через кольцо – я оказался самым последним в веренице. Щелчок кнута – и вся группа невольников направилась прочь из сада. Я двигался следом за всеми и ошарашенно мотал головой не понимая, что произошло – буквы как появились, так почти сразу растаяли в воздухе. Или мне это показалось? Видел же, как наяву! Или все же галлюцинация?

Покинув усадьбу через распахнутые согбенным привратником ворота, наша вереница вышла на грунтовую дорогу. Подгоняемые надсмотрщиками, мы двинулись нестройным шагом навстречу судьбе. Вокруг были покрытые желтой, выжженной солнцем травой холмы, разбавленные яркими зелеными пятнами тенистых рощ. Извилистая дорога, непривычно узкая – скорее даже широкая тропа, вела нас среди пологих склонов – лишь единожды в просвете я увидел вдали лазурную гладь моря.

Если сенатор Орлов – при мысли о нем я скрипнул зубами от бессильной ярости, говорил всерьез о Палатинском холме, значит это, весьма вероятно, Италия. Пейзаж, по крайней мере, соответствует - типичный для севера средиземноморья.

Куда все же меня занесло? А может я сплю? Или брежу?

Впрочем, мысли о том, что я не в себе, через некоторое время были опровергнуты тяжелой усталостью и саднящей болью в сбитых ногах – шли мы уже больше часа, а поднимающееся солнце жарило все сильнее. Вскоре вышли на мощеный брусчаткой тракт. Здесь мое внимание привлекла скрипящая, валко перекатывающаяся на неровностях дороги охраняемая повозка с клеткой – внутри находились явно опасные для общества личности. Один из них - обычный вроде, но с бугрящимися под кожей жгутами мышц, пристально посмотрел на меня. Глаза у него были желтые, змеиные.

Большие и сплошные деревянные колеса неторопливо крутились, поскрипывая, шагающие рядом стражники беззаботно переговаривались о чем-то. Избегая пугающего взгляда, я прислушался - разговор велся на латинском языке!

На тракте мы пошагали следом за повозкой, но она двигалась чуть быстрее и вскоре исчезла вдали. После все чаще стали попадаться встречные путники и другие повозки — в основном груженные фруктами и овощами открытые тележки, запряженные ослами. Еще через некоторое время пришлось торопливо потесниться, освобождая дорогу марширующей центурии легионеров. Замерев на обочине я с удивлением – которое не смогли притупить отчаяние, усталость и боль в кровоточащих ступнях, наблюдал за слаженной поступью воинов Древнего Рима.

Пропустив легионеров, наша вереница, понукаемая резким свистом хлыста, двинулась дальше. Теперь часто по сторонам тракта отходили дороги, упираясь в богато изукрашенные ворота – за которыми то и дело среди ухоженных садов можно было вскользь заметить изящные строения белоснежных вилл. Вскоре, после очередного поворота, перед моим взором открылся завораживающий вид — с вершины холма, за чередой предместий, открывалась панорама города, раскинувшегося в широкой бухте – море пестрело миллиардами бликов под лучами солнца. Безумно - вплоть до тягостного отчаяния, захотелось окунуться в лазурную воду, скрывшись от изнуряющего зноя.

Портовый город был огорожен высокой стеной, за которой все пестрело красным пологом черепичных крыш, прореженным линиями улиц. Но чем ближе к центру, тем чаще виднелись проплешины площадей, высокие здания арен и храмов - господствующие над улицами и кварталами. Но все это терялось на фоне величия высокой горы, у подножия которой раскинулся город.

Замерев от открывшейся картины, я замедлился и сбился с шага – впереди идущий раб - широкоплечий рыжебородый варвар, дернулся, когда веревка натянулась. Обернувшись, он расширившимися глазами посмотрел на меня, но вдруг по спине будто кипятком плеснули – одновременно со свистом хлыста. Не в силах даже кричать, от неожиданного взрыва боли я рухнул на колени, беззвучно открывая рот, но второй удар хлыста заставил меня подняться на ноги. Запнувшись, я упал, врезавшись в раба впереди, и попытался подняться, боясь новых жалящих болью ударов. Опасался не зря – воздух снова засвистел, а на спине взорвалось еще два очага боли.