Кингсли прищурился и кивнул: - Ах... я всегда подозревал...

Нора встала. Ей пришлось потянуться и размять спину после двух часов сидения на полу и упаковывания подарков от Кингсли работникам «Восьмого круга».

– Merci, - поблагодарил он, все еще лежа на спине.

– За что?
– спросила она.

– За упаковывание подарков. Спасибо.

– Для этого и нужны друзья, - сказала она.

– Но мы же не друзья, - напомнил Кингсли.
– Ты моя Ma^itresse.

– Верно, - подтвердила она. Назвать ее и Кингсли друзьями равносильно назвать Бонни и Клайда милой парочкой.
– Что заставляет меня задуматься, почему ты попросил меня сделать это. Обычно Каллиопа занимается подобным, не так ли? Она уволилась? О Боже, ты трахнул Каллиопу и заставил ее уволиться?

– Каллиопа все еще работает на меня и обожает меня, и нет, я ее не трахал. Она слишком юна. Я больше не трахаюсь с девушками моложе двадцати одного.

Нора вопросительно изогнула бровь.

– Надо признаться, это правило создано, чтобы его нарушить, - заметил он.
– Так или иначе... ты слишком подозрительная. Мне лишь хотелось увидеть твой новый дом.

– Правда?
– Нора ни на секунду не купилась на отговорку, но наслаждалась тем, как Кингсли врет.
– А я думала, ты ненавидишь мой дом.

– Неправда. Я ненавижу, что ты живешь в своем доме, а не в моем. Дом сам по себе хороший. Он милый. Он...

– Какой?

– Довольно... Рождествен... ский?

– Сейчас Сочельник. Он и должен быть рождественским. Считаешь, я перестаралась с украшением?
– поинтересовалась Нора, глядя на ель, высотой в восемь футов, настоящую, а не искусственную, рождественскую ель.

– Нет, нет, - произнес он, мотая головой.
– Отнюдь. Только... я должен спросить, на какой именно день ты записала групповуху со всеми Санта Клаусами из Мэйсис? Хочу быть там, чтобы заснять. Для потомков, знаешь ли.

Нора сорвала с ели плюшевую фигурку оленя и швырнула ее в Кингсли.

– Мой дом не похож на групповуху Санта Клауса, - жестко ответила она, и если Нора считала, что сказать «Групповуху Санта Клауса» с серьезным лицом будет просто, то быстро пересмотрела это утверждение.

– Чуть-чуть слишком, - не согласился мужчина.
– Это все, что я хочу сказать.
– Кингсли сел, скрестив ноги, и провел ладонью по волосам.

– Почему? Потому что живу одна? Только потому, что я одна, и у меня нет живых родственников в радиусе десятичасовой поездки, не значит, что мне нельзя немного украсить дом к Рождеству.

– Немного украсить? Ma^itresse, у тебя две ели. Две. У тебя на каждом окне по свече. И играет рождественская музыка с момента моего приезда. Ты даже купила красные шторы.

– Красный - мой цвет.

– На них снежинки. Большие. И у тебя рождественские покрывала, полотенца и гирлянды на крыльце, и гирлянды на заднем дворе. А на кухне всё выглядит, как в одной из этих дурацких рождественских деревень.

– Это банки для печенья. Я люблю печенье. Все любят печенье.

– В холодильнике эггногг1, или Санта кончил...

– Прекрати, придурок, - прервала она, смеясь. Нора сорвала еще одного оленя с елки, посмотрела на него, затем поняла, что огромное количество оленей на елке не помогают ей.
– Мы не будем обсуждать сперму Санты в Сочельник.

– А этот большой снежный шар ты купила потому, что он подходит к твоим волосам?
– спросил Кингсли, указывая на снежный шар на кофейном столике

Нора повесила оленя на елку и плюхнулась в большое серое кресло. Она взяла шар с заснеженной елью внутри, улыбнулась и осторожно вернула его на место.

– Его прислала мама Сорена. Должно быть, она не знает, что мы больше не вместе. Думаю, он еще ей не сказал.

Кингсли встал и сел на кофейный столик прямо напротив нее. Она закинула ноги на его колени, и без приказа он начал нежно массировать ступни, как хороший раб, которым и был. Мужчина мог быть прав насчет перебора с рождественскими украшениями. Рядом с каминными часами стоял щелкунчик, традиционный викторианский, а не тот, которого она хранила в сумке для игрушек. Хотя дом выглядел красивым. Даже Марта Стюарт одобрила бы финальный результат.

– Когда я был маленьким, - начал Кингсли, лаская углубления и изгибы на ее лодыжках большим пальцем, прикосновениями больше успокаивающими, нежели эротическими.
– Думаю, мне было восемь... Maman решила, что у нас будет самое лучшее Рождество. Большая елка. В три раза больше, чем раньше. Гирлянды. Свечи. Рождественские концерты. Прогулки в парке во время снегопада. Рождественское печенье каждый день. Нескольким годами позже я сказал сестре, что это было наше самое лучшее Рождество. В ответ был слышен лишь смех. И смех не был добрым. Она сказала, что я был маленьким глупым мальчиком, потому что тот год был годом, когда папа признался, что он напился на бизнес-ланче и поцеловал секретаршу. Неверность больше распространена во Франции, чем в Америке, но мама была очень американкой и плохо это восприняла. Она почти ушла от Papa. И собиралась отвезти нас в Мэн жить с ее родителями. То Рождество могло быть нашим последним с отцом во Франции. Я и не подозревал. Но... мне больше не восемь.