Хотела опозорить и отомстить, а в итоге сама попалась в собственную ловушку! Как же стыдно и обидно, до слез обидно, и в душе пусто так, будто зияющая дыра там.

На плечи опустился теплый камзол, пропахший знакомым терпким и ореховым ароматом.

— Эля, простудишься ведь, идем в замок, нам надо поговорить.

— Ни за что!

Только вот он будто не услышал моего «нет», просто взял меня на руки и понес обратно, не обращая никакого внимания на мои бесчисленные удары. Лишь когда мы оказались в тепле стен, меня поставили на ноги.

— Что же ты никогда не дослушиваешь до конца, Дори?

— Дориэлла! — прорычала я. — Вам ведь больше не нужно играть.

— Я не играю, Дори, мне нравится тебя так называть, нравится, как мягко звучит твое имя.

— Прекратите лгать! Я ненавижу вас, всем сердцем ненавижу, вы ещё хуже, чем я могла только себе представить. Вы мерзавец, граф Райванский, мерзавец, который обнимал, целовал и переходил все приличия, прекрасно зная, что никакого приворота нет. Вы просто…

Договорить мне не дали. Обжигающие губы накрыли мои, в то время как одна рука прижала за талию к себе, а другая заскользила от шеи вниз — откровенно, властно и в то же время нежно.

Не знаю, чего этим добивался граф, но я лишь сильнее разозлилась, нервно дернувшись в его крепких объятиях. В тот же миг руки разжались, и тогда моя собственная залепила звонкую пощечину.

— Заслужил, — вполне спокойно констатировал он. — Но неужели ты все еще думаешь, что это игра?

— Я думаю только то, что вы, граф, еще та сволочь!

— Эля, но разве ты сама честно поступала?

— Сейчас речь не обо мне!

— Хорошо, — не стал спорить граф. — Да, я перегнул палку, но откровенно говоря, не думал, что вы так далеко зайдете, ведь был уверен, что в итоге признаетесь в привороте, однако я не учел, леди Дориэлла, что вы слишком целеустремленны и упрямы. Что бы я ни делал, а вы все равно не сдавались, только в одном вы ошибаетесь, полагая, что это всё было игрой, некоторые вещи невозможно сыграть.

— И потому до того, как я подлила вам зелье, вели себя со мной как хам?

— Так и вы, леди, не выказывали должного уважения, непреминуя напоминать о собственной ненависти, — здесь он вдруг лукаво улыбнулся, — вот только правды этим не скрыть.

— Какой правды? — я насторожилась.

— Что любите…

Внутри словно что-то оборвалось и, кажется, на миг похолодело, но я ничем себя не выдала, громко рассмеявшись невозмутимому графу в лицо.

— Эля, вы как маленький ребенок, — никак не отреагировал на мой смех собственно невозмутимый граф, — ребенок, который стесняется чувств и поэтому делает все, чтобы никто ни в коем случае даже не подумал о таком.

— Нет! — упрямо замотала я головой, с ужасом ощущая предающий меня жар в щеках. — Я бы никогда не полюбила такого, как вы!

— Какого, Эля? — как-то разом сник Райванский.

— Мерзавца, который обманывает и бросает влюбленных в него дур!

— Разве они не счастливы? — он позволил себе скупую улыбку. — Эля, вы многого не знаете.

— Всё я знаю, — не поддалась я. — И знаю, что вы ведун! Вот и наколдовали, чтобы девушки не возмущались сильно!

— Нет, Дориэлла, — темные глаза смотрели серьезно, — никакой я не ведун и та книга не принадлежит мне.

— Конечно! — нисколько не поверила. — Скажите еще, что она — слуг!

— Жены, — короткий ответ.

— Так вы еще и женаты?!

И почему-то так неприятно засосало под ложечкой.

— Был, — спокойно уточнил граф. — И это та самая причина, по которой я не могу жениться.

— Очевидно.

— Дело не в том, о чем вы подумали, а в самом проклятии, в которое вы с таким упорством не желаете верить.

— Убедительно, — со всем присущим мне скепсисом протянула я.

— Так выйди за меня, Эля, убедись, что ничего не выйдет, и узнай, что на самом деле происходит в миг, когда леди спрашивают, согласна ли она стать супругой графа Райванского, или стань той самой, что наконец снимет проклятие, коим когда-то наградила меня моя супруга.

— И где она сейчас? — судорожно вздохнула, просто не зная, что еще можно сказать после всей этой тирады.

Не замуж же в самом деле за него идти!

— Мертва.

— Соболезную.

— Не стоит, — неожиданно ответил он, — я никогда не любил Мэриад, а был лишь приворожен её чарами.

— Потому как память храните книгу?

— Дело не в памяти, а в надежде, — глядя мне в глаза, проговорил граф, — надежде, что однажды найдется та, кто снимет чары, и это вы, Элланька. Я не шутил, когда говорил, будто мне предсказали, что только здесь я смогу снять проклятие.

— Только я никакая не ворожея и ничего у меня не вышло, так с чего вы думаете, что смогу снять ваше так называемое проклятие?

— Потому что любишь… — в который раз за сегодняшний вечер повторил Райванский. — По-настоящему, искренне, как ни одна девушка не любила меня.

— Да с чего вы взяли?

Я начинала снова злиться.

— Прошлой весной, — как ни в чем не бывало просветил граф, — когда пытливый мальчишка, что когда-то уже прятался в моем саду, решил вновь ко мне прокрасться…