3. «Предъявление для опознания – процессуальное действие, осуществляемое в регламентируемом уголовно-процессуальном законом порядке, состоящее в предъявлении следователем или судом свидетелю, потерпевшему, подозреваемому или обвиняемому сходных объектов для решения вопроса о наличии или отсутствии тождества либо родовой (групповой) принадлежности с объектом, бывшим ранее предметом восприятия опознающего, о котором он сообщил на допросе» [49] .

Это определение может быть охарактеризовано как концептуально и во многом даже терминологически сходный вариант предыдущей дефиниции, хотя и несколько улучшенной. Поэтому ему присуща часть недостатков, о которых шла речь выше. Его достоинством является новелла, связанная с указанием на объект, о котором ранее дал показания опознающий на допросе.

Самой лаконичной из числа разработанных в период действия Уголовно-процессуального кодекса РСФСР определений представляется формулировка рассматриваемого понятия, принадлежащая перу Ю. Н. Михайловой. По ее мнению, «предъявление для опознания – процессуальное действие, заключающееся в идентификации объекта в соответствии с правилами, установленными уголовно-процессуальным законодательством» [50] .

Стремление к лаконизму в данном случае пошло явно не на пользу раскрытию содержания исследуемого понятия. Отсутствие указаний на существенные признаки данного процессуального действия не позволяет провести его четкого отграничения от других следственных действий, связанных с решением идентификационных задач, односторонне отображает суть предъявления для опознания, поскольку это следственное действие не во всех случаях завершается идентификацией проверяемого объекта. Оперируя определением Ю. Н. Михайловой [51] , невозможно даже провести различие между предъявлением для опознания и судебно-экспертным идентификационным исследованием, в рамках которого по материальным следам, а не по признакам мысленного образа, реализуется метод идентификации по правилам, установленным уголовно-процессуальным законодательством.

Определения предъявления для опознания в период действия Уголовно-процессуального кодекса РФ. Определения предъявления для опознания, предложенные в литературе после принятия УПК РФ 2001 г., введенного в действие в 2002 г., мало чем отличаются от определений того же понятия, разработанных до этого. Вот некоторые тому подтверждения.

«Предъявление для познания, – пишет Н. Г. Шурухнов, – это самостоятельное следственное действие, в ходе которого опознающий сравнивает предъявляемый объект с мысленным образом ранее воспринятого и на этой основе делает вывод о его тождестве или различии» [52] .

Данное определение базируется на положениях, содержащихся в некоторых определениях того же понятия, отраженных в ряде работ советского периода. Так, в одной из них говорится о предъявлении для опознания как о следственном действии, заключающемся в предъявлении свидетелю, потерпевшему, подозреваемому или обвиняемому «лица или предмета с целью установления наличия или отсутствия тождества» [53] .

Но определение Н. Г. Шурухнова – шаг вперед по сравнению с указанным, поскольку акцентирует внимание на особенностях способа решения соответствующей задачи. Вместе с тем данному автору не удалось избежать как минимум двух недостатков, характерных для определений его предшественников. Первый – игнорирование требования закона о предъявлении опознаваемого объекта в группе сходных. Второй – нераскрытое применительно к специфике идентификации содержание цели данного действия, ибо установление факта наличия тождества – цель любого идентификационного действия, нацеленного на указанный результат, в том числе при производстве идентификации по материально фиксированным отображениям. Важно и то, что экспертные идентификационные исследования ориентированы также на установления тождества объектов. Кроме того, содержащееся в определении Н. Г. Шурухова указание на «вывод о тождестве или различии» можно отнести к научно некорректным, поскольку понятие сходства предполагает как свою противоположность понятие различия, а не тождества. В свою очередь, понятие установления тождества должно корреспондироваться с другим понятием того же уровня, т. е. с установлением отсутствия тождества. Но тождества чего? Четкого ответа на этот вопрос ни у Н. Г. Шурухнова, ни у подавляющего большинства других авторов мы не находим.

На те же «грабли наступают» и авторы другого определения, в котором говорится об установлении «тождества либо различия объектов» [54] . При этом они не учитывают, что тождество – это высшая степень равенства и объект равен (тождественен) только себе самому, а не другим объектам, что полярной парной категорией для равенства служит не различие, а неравенство, а различию противостоит другое понятие – сходство. Сходство и равенство не являются синонимами. Не принято во внимание авторами последнего, как и многих других определений, что понятие тождества применительно к предъявлению для опознания нуждается в конкретизации и наполнении его адекватным данному случаю содержанием.

Того же порядка ошибки и неточности обнаруживаются при анализе следующего определения. «Предъявление для опознания как следственное действие производится с целью установления тождества, групповой принадлежности или различия объекта, предъявленного опознающему, который сравнивает его с мысленным образом, сохранившимся в его памяти» [55] .

Это определение скорее подходит к идентификации по мысленному образу, осуществляемой непроцессуальным путем, ибо в нем речь идет о предъявлении для опознания одного объекта. Кроме того, размытой оказалась цель предъявления для опознания, не показано, что следует понимать под различием объекта, отсутствует указание, для чего производится сравнение объекта и с каким мысленным образом (при производстве любого следственного действия во всех случаях следователь что-то сравнивает с определенными мысленными образами, хранящимися в его памяти).

Особое внимание нужно обратить на такой застарелый, до сих пор не изжитый недуг, как указание на направленность предъявления для опознания не только на установление тождества, но и на установление групповой принадлежности объекта.

Установление групповой принадлежности исследуемого объекта в одних случаях рассматривается как самостоятельная задача познающего субъекта, которая решается в рамках классификационного распознавания в условиях непосредственного восприятия признаков изучаемого объекта. В других случаях, решение этой задачи образует первоначальный этап экспертного идентификационого исследования. Совпадение общих признаков проверяемого объекта с признаками следообразовавшего объекта, отобразившихся в следе (следах), позволяет сделать вывод о том, что оба этих объекта в качестве элементов входят в одну классификационную группу (класс, множество, род и т. д.). Тем самым открывается дорога для второго этапа идентификационного исследования, что исключается в случае отсутствия сходства общих признаков. На этом этапе внимание субъекта идентификации концентрируется на частных признаках. Если они у сравниваемых объектов совпадают в необходимом объеме, делается вывод (по совокупности общих и частных признаков) о наличии тождества, т. е. о том, что проверяемый объект является искомым. Иначе говоря, утверждается в категорической форме, что этот объект является тем самым, за который его следствие принимало (этот – тот самый предмет, который похищен при краже, этот человек является тем самым лицом, которое… и т. и.). Отсутствие сходства частных признаков мысленного образа и признаков предъявленного для опознания объекта не позволяет сделать указанный вывод, а точнее говоря, позволяет сделать категорический вывод прямо противоположного характера. Смысл его сводится к тому, что среди предъявленных объектов нет того самого объекта, который является искомым: похожий, такой же, но не тот самый. Как и в первом случае, данный итог идентификационного процесса имеет доказательственное значение. Возможен и иной вариант завершения второй стадии указанного процесса. Он складывается тогда, когда наряду со сходством общих признаков установлено сходство отдельных частных признаков сравниваемых объектов, но которые в своей совокупности не образуют достаточного идентификационного комплекса. В таких случаях речь может идти не об установлении тождества, а о вероятном его наличии, что не исключает возможности его отсутствия.

Категория вероятности выражает характер знания, которое она отражает. «Вероятность свидетельствует, – отмечает П. В. Копнин, – о степени познания связи явлений, о том, что достоверно нам неизвестно, существует или не существует та связь явлений, которая утверждается в нем». Она, как пишет далее указанный автор, «возникает вследствие недостаточности нашего знания связи явлений на данной ступени развития познания, в этом смысле вероятность в суждении свидетельствует о наличии определенного субъективного момента. Мыслящий человек предполагает наличие связи, в существовании которой он твердо не убежден. Но из этого отнюдь не следует, что вероятность, проблематичность суждения чисто субъективна и не имеет никаких объективных основ, не отражает никаким образом и ни в какой степени объективный мир и связи, существующие в нем. В определенном смысле вероятное суждение также может соответствовать или не соответствовать действительности, а следовательно, быть истинным или ложным» [56] .