— Мне так не показалось, судя по тому, как ты на неё смотришь.

— Я? — воскликнул, искренне озадаченный. Несмотря что Шерри бывшая проститутка, она не избавляет меня от уроков маленького романтизма. Из неё и моей матери, получилась отличная пара шлюх, полных нелепых мечтаний. — Как я на неё смотрю?

— С нежностью.

— Нежность – это слово, которое мне незнакомо, старушка моя. Сострадание – более правильный синоним, поверь мне. Ты видела, как она выглядит?

— Я видела многое за свою жизнь, и в одном уверена точно. Сострадание может стать любовью, но месть никогда.

— Иди, приготовь скорее горячий кофе и что-нибудь на зуб, в противном случае со всем этим состраданием, она рискует подхватить пневмонию.

Я терпеть не могу, когда она говорит об Игоре. Но она настойчиво шутит о нём, а меня эта шутка совсем не смешит.

Если бы я не так устал и не был сильно раздражён после дермового вечера, проведённого в погоне за дурой, чтобы объяснить – как будто обязан, – что я не трахнул её бывшую одноклассницу, то вспышка разума спровоцировала бы меня спросить себя почему, чёрт возьми, меня это беспокоит. Но я устал и раздражён и не задаю себе вопросы. Думаю только быть осторожным, чтобы не раскрыть ничего о предложении в две тысячи долларов, от которого отказался, не моргнув глазом. Не хочу, чтобы подумала, что за моим «нет», стоит какая-то романтическая причина. Никакой романтики, только немного здравого смысла. Мне эти деньги пригодились бы, но грязные деньги не часто попадали в мои руки и, возможно, пришло время заработать, не закапывая свою совесть.

Не знаю, как это происходит, но вдруг, наш разговор принимает странный оборот. Не дразни меня, детка, не делай этого. Не жду иного уже несколько недель.

Если добавить к этому разочарованию так же дерьмовые сообщения от этого придурка, которыми она хвастается. Пенни делает всё чтобы заставить меня прочитать их, а мне хочется поднять её платье и вставить ей прямо сейчас.

Не дразни Пенни, мне нужен только повод. Только один вызов. И тогда я больше не поверну назад.

Я хочу Пенни. Но оставлю за ней свободу выбора, возможность уйти. Всё равно, ещё раз немного подумает и поймёт, какое дерьмо собирается сделать, и что я не подходящий мужчина для той, кто ищет рыцаря на белом коне и сказку. Я не знаю страстных слов. Если ты ждешь шёпота и поэзии, то лучше проходи мимо.

Я начал раздеваться, убежденный что напугаю.

Но она не пугается. Смотрит на меня, словно я энигма без решения, располагается на кровати и глазами зовет меня.

И тогда всё, хватит. Она же не девочка. И если всё нормально для неё, то кто я такой, чтобы сказать «нет»?

Проникаю языком в её рот. Какой хороший вкус, сладкая и сочная, я пожираю её своими губами. Я хотел бы на час остановить время, чтобы целовать её, кусать её соски, лизать киску, погрузиться в неё на всю оставшуюся ночь, трахать её в каждом углу кровати.

Но это невозможно, нет, нет времени, да и глупо, и не нужно поддаваться на эту чушь. Я должен просто трахнуть её. Слишком длинные прелюдии – увлечения педиков.

Пока её раздеваю, чувствую, как расширяются лёгкие, словно вдохнул тонну воздуха за один раз. Когда Пенни оказывается передо мной голая, понимаю что моя эрекция сильнее, чем когда либо. Я чувствую, как кровь шумит в ушах, чувствую, как она бурлит от мысли об её ногах. Больше не понимаю ничего, буквально.

Узкая, такая узкая и чувственная, что я увеличиваюсь внутри неё. Смотрю на Пенни, она как горячая ракушка, и я толкаюсь снова и снова, и снова, в полную силу, а потом кончаю, кончаю и кричу, кончаю, и мне хочется назвать её по имени, её полным именем, «Пенелопа», но я останавливаюсь и превращаю искушение в хрип без обещаний.

Я не хочу, чтобы она уходила. Мы должны повторить. Мне недостаточно, так недостаточно для меня. Есть ещё много вещей, которые...

Тогда я вижу кровь.

Кровь на презервативе, на кровати, на её коже.

На мгновение остаюсь парализованным, глядя на этот недвусмысленный сигнал. Она была девственницей.

Память прокручивает назад кадры нашего секса, и я вижу своё безумство, с каким насилием я вошёл, ритм с каким я двигался, и чувствую себя, как тот, кто разорвал голыми руками ягнёнка на куски.

— Ты должна была сказать мне!

Мысль, что она меня сейчас ненавидит и подозрение быть ей противным, одновременно меня бесит и лишает сил. Мне нужна чёртова сигарета, я должен сделать несколько затяжек. Я должен подумать.

Подумать о чём?

Я здесь тону в болоте паранойи, но это же не моя вина! Она говорила, что уже занималась сексом. Ко всему прочему, она даже не попыталась заставить меня почувствовать себя виноватым.

И тогда почему, чёрт возьми, я чувствую себя виноватым?

В то время как она одевается, я удерживаюсь от желания подойти ближе. Хотел бы обнять её.

Раньше со мной такого никогда не случалось: желание обнять женщину после секса. Даже с Франческой, в конце каждый из нас отдалялся, изолируя себя, словно после того, как доверившись самой крайней интимности, мы восстанавливали наше личное пространство. Но сейчас я смотрю на Пенни, и она мне кажется такой маленькой, ещё более хрупкой, чем прежде. Я вспоминаю её белую кожу, вспоминаю её кровь рубинового цвета, и мне на ум приходит момент, когда она вскрикнула – крикнула, потому что делал ей больно, крикнула, потому что я воровал её юность, даже не зная об этом.