— И поступаешь плохо. Эта девушка... свежий воздух. Чистая. Она похожа на восход солнца в марте, в штате Монтана, который я видела маленькой девочкой. Я рано вставала, чтобы помогать моим с работой в хлеву. Добрых пять минут я оставалась на открытом воздухе, на снегу, который ещё не таял на солнце, и глотала чистый кислород! Даже сейчас, когда кто-то спрашивает меня о том, что самое вкусное я когда-либо ела, то думаю, это был тот воздух. Воздух моего детства. Ну, забудем об этом… я хотела тебе сказать: тот тип, твой инспектор, он разнюхивал здесь.

От мыслей об этом надоедливом Малковиче, мой рот искривляется.

— Я его избегаю. Можно подумать, что он за мной следит. Он в курсе, что я написал Франческе, потому что об этом ему сообщила администрация тюрьмы, но он не может следить за всеми, кто освобождается условно-досрочно.

— Если бы он узнал, то не остался бы доволен.

— Шерилин, ты – моя семья, — категорично возражаю я. — И если этот говнюк сунет свой клюв, то я клянусь, что он запомнит причину, по которой я снова сяду.

— Не говори ерунду, малыш, веди себя хорошо. У тебя вся жизнь впереди, а теперь есть Пенни, о которой нужно думать. Не просри своё будущее из-за прошлого, не снова.

— Ты же знаешь, что я забочусь о тебе, однако хватит этого бреда о Пенни. И принеси мне поесть, я голоден.

С улыбкой Шерри удалилась. Смотрю на неё – ей перевалило за шестьдесят, хотя и выглядит она на много старше. В молодости была красивой, она показывала мне некоторые свои фотографии, хранящиеся в металлической коробке. На них она выглядела как куколка из кинематографа. И она даже попыталась стать актрисой. Шерри покинула горы и тот воздух, о котором теперь сожалеет и переехала в Нью-Йорк. Но вместо того, чтобы стать звездой большого экрана она стала шлюхой. Шаг между мечтой и кошмаром может быть опасно коротким, особенно когда наступает голод, и нет ничего другого, более подходящего. Потом она встретила мою мать и их пути объединились. Кто знает, как давно судьба решила превратить их в шлюх. И когда я называю их шлюхами, то именно это и имею в виду.

Поглощаю стейк и всё остальное. Потом Шерри приносит мне чашку кофе. Садится за мой стол, напротив и странно смотрит на меня.

— Я наблюдала за тобой, малыш, — говорит она мне.

— В каком смысле?

— Ты здесь уже около часа и я не спускала с тебя глаз.

— Я сделал что-то, что тебе не понравилось? — спросил её, с провокационной улыбкой.

— Ну, во-первых, у тебя ужасное лицо. Тёмные круги под глазами и теперь, когда я сижу напротив, то хорошо их вижу, и они меня почти пугают.

— Время не щадит даже меня.

— О, нет, я боюсь, что это плохие мысли съедают тебя. Не вляпайся в неприятности, ты мне это обещаешь? Никаких драк, ни связывайся со швалью и никакого алкоголя.

— Не общаюсь ни с кем и честен, как мальчик из церковного хора.

— До тех пор, пока не выйдет эта.

— Эта – должно быть Франческа? — спросил её раздражённый.

— Очевидно. Как только выйдет, то всё начнётся сначала, да? Таким образом, ты ещё немного отдохнёшь за государственный счёт и навсегда себя разрушишь.

— Ты, как Малкович, не понимаешь одну фундаментальную вещь – я уже был разрушен до встречи с Франческой.

— Это неправда. Ты рос проблемным, да, был своенравный, и, по сути – тонул в отчаянии, но ты никогда никого не убивал.

— По чистой случайности. Это дерьмо я бы убил, не вмешайся ты.

— Это дерьмо хотел сделать больно твоей маме, а ты её защищал.

— Так же и то дерьмо, что я убил, хотел сделать больно Франческе. Только ты её на дух не переносишь.

— Малыш, дело не в том, что я её терпеть не могу, постарайся понять: я думаю, что в жизни каждый из нас должен искать свою недостающую половину. Ты знаешь эту историю? Нет? Говорят, что каждый человек в самом начале, много веков тому назад, был каким-то монстром. Две головы, четыре ноги, четыре руки, и так далее. Возможно это так, но нам было хорошо, и мы чувствовали себя завершёнными. Дышали ещё лучше, чем я дышала в Монтане, а я знаю, о чём говорю. Затем ревнивый бог, один из тех, которые если видят счастливых людей, то у них сразу же образуется язва, взял и разделил нас на две части. Из одного человека сделал двух, только с двумя руками и двумя ногами и одной головой. Но прежде всего, только с одним сердцем, ты понимаешь, о чем я говорю? И закинул одну половину от другой далеко в разные стороны, как фокусник, тасующий карты. И теперь, эти, сначала объединённые части, теперь ищут возможность вернуться друг к другу. И пока не найдут того кого ищут, остаются половинками яблока, половинками апельсина, половинками чего-то. Вот видишь, я ничего не имею против Франчески, просто уверена, что не она твоя половина, которая прежде делала тебя целостным. Это похоже на то, когда берёшь кусочки пазла, и они сводят тебя с ума потому, что ты не можешь совместить их и тогда ты ставишь их вместе, применяя силу. Соединяешь полоску неба с кончиком хвоста кота, но понятно, что получается абсурдный рисунок, не имеющий никакого смысла. Ты меня понимаешь?

— Единственное что я понимаю так это то, что ты должна была открыть брачное агентство, а не закусочную. С этими абсурдными историями ты кого-нибудь обведёшь вокруг пальца.

— Поверь мне, это не абсурдные истории.

— И моя половинка должна быть Пенни?

— Да, думаю именно так. Я заметила прекрасное притяжение между вами.

— Это было не притяжение, а начало бронхита.

— Тогда ответь мне на этот вопрос.

Смеюсь над причудами Шерри. Она внимательно смотрит на меня, с полуулыбкой, а потом задает очень странный вопрос:

— Не поворачивайся, оставайся сидеть так и ответь мне вот на что. Как одеты две красивые девушки, сидящие рядом с твоим столиком, справа?

Я вновь смеюсь, не понимая к чему, она клонит.

— Нет никаких красивых девушек, сидящих за столом справа от меня. Что это? Вопрос с подвохом?

— Мой мальчик, с момента, когда ты вошёл, эти двое не делали ничего другого, как посылали тебе сигналы. Понятно, что они мечтают о приглашении за твой стол. Но ты даже не заметил их. Ты уже час сидишь с застывшим выражением между печалью, усталостью и зверским раздражением. И чтобы не заметить двоих как эти, или ты ослеп, или у тебя другое на уме. И у меня ощущение, что это другое зовут Пенни.