Атмосфера была совсем домашняя; и, конечно, Виктория-вторая не могла не плениться этим, зная, что скоро это окажется в прошлом, что уютное деревенское очарование, – временно. Тем дороже и милей оно казалось. Но если бы ей вдруг сказали, что в этом унылом, в общем-то, поселке, – она проведет всю оставшуюся жизнь, – интернат мгновенно показался бы ей тесной и душной клеткой. Пока же ей было спокойно и радостно.

…

Поздним вечером, когда Ася уже спала, Виктория сидела за компьютером, с упорством маньяка перебирая сайты специальных школ в разных городах, где применялись новые и старые методики, одна лучше другой, – если верить сайтам. Методика Марии Монтессори, Вальдорфские элитные школы, Прикладной Поведенческий Анализ или метод Ловааса, и прочие… Все это было замечательно, но все они находились слишком далеко, чтобы доехать до каждой, и проверить, а кроме того, – туда сперва надо еще попасть, пробиться. Нереально… Но все же она изучала методики. Директриса Н-ской школы уверяла, что они тоже работают по новым технологиям, сотрудничают с заграницей… На сайте же было слишком мало информации, чтобы сделать выводы. Виктория зевнула, выключила компьютер и села перед зеркалом. Вынула заколку из волос, заплела толстую косу, допила остывший мятный чай, и, вздохнув, принялась изучать газеты с объявлениями о купле – продаже недвижимости.

Когда в зеленоватую спальню, напоминающую аквариум в мягком свете ночника, вошел вернувшийся с дежурства Андрей, – она уже дремала на широкой тахте, рядом с ворохом газет. Андрей наклонился убрать газеты, и Виктория открыла глаза.

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет. Ты поел? Нашел все там, на плите?

– Да. И помыл тоже. Что там пишут? – кивнул он на газеты.

– Ничего лучшего, чем наш вариант. Есть четырехкомнатная, подозрительно дешевая, с ней явно что – то не так… Завтра позвоню туда…

– А в школе как?

– В школе так замечательно, что хоть не уезжай никуда, – вздохнула она, разглядывая его худую, мускулистую спину, сильные, красивой формы руки, и всю его изящно-удлиненную, хотя и крепкую, фигуру, – пока он стягивал, отвернувшись, черную футболку. Волосы его были пепельно-русые, с серебристым отливом; сейчас они смешно взъерошились… Он нырнул под одеяло…

– Теперь думаю уже, – продолжала она, – правильно ли мы делаем, будет ли в той школе лучше…

– А разве есть варианты? Ты же задыхаешься здесь, – он нежно провел ладонью по ее плечу. – Там ты сможешь реализовать себя, восстановить диплом и работать по-специальности, а не младшим воспитателем… И ты всегда хотела вернуться туда.

– Зато тебе там не нравилось, – улыбнулась она.

– Привыкну, милая. Это когда у меня машины не было… – он рассмеялся, и лицо сразу стало мальчишеским, – как велосипеда – у почтальона Печкина…

Она хихикнула.

– И все-таки я беспокоюсь… это ты сейчас так говоришь, ну и хорошо… Но и я уже не та, ты же знаешь, как я привыкаю ко всему. И Ася…

– Все равно, это неизбежно. Здесь мы бы не прожили всю жизнь, только представь такое… Ты же первая завопишь. Расслабься и постарайся получить удовольствие, – с этими словами он закрыл ей рот, пытающийся что – то возразить, поцелуем…

…Позже она лежала на его плече с открытыми глазами, и еще долго не могла уснуть. Если бы он всегда был таким, как сегодня; если б они по-прежнему были так близки постоянно, а не время от времени, – она бы, наверное, ничего не боялась, просто была бы счастлива. Но с годами это счастье стало исчезать.

Раньше, еще до рождения Аси… тогда он буквально чувствовал ее душу. Когда ты ощущаешь чью – то душу, как свою, – тебе просто не может прийти в голову – раздражаться на что-то, спорить по пустякам, сорвать какую-то досаду, обидеться… А теперь он все больше отдалялся от нее.

Возможно, это было, – незаметно для обоих, – связано с чувством вины, из-за рождения особенного ребенка. Врожденная интеллигентность обоих не позволяла даже в мыслях винить в этом другого, но все-же постепенно нарастало какое-то отчуждение. Жизнь была теперь подчинена – в какой-то мере всегда, – поиску лекарств, специалистов, обследований, методик.

Андрей все чаще предпочитал молчать у телевизора, иногда ворчал и срывался по мелочам; все реже появлялась его мальчишеская улыбка, и эта бесшабашность, пусть деланная (на самом деле он всегда просчитывал и обдумывал каждый шаг), за которую она и влюбилась когда-то… лет десять назад…

Но, как бы то ни было, – уезжать надо. Здесь она больше не может.

Виктория встала, нащупала в темноте тапочки, и прошла на кухню, которая напоминала рабочий отсек космического корабля: металлическая мойка, четыре маленьких и один огромный бойлер, – для горячей воды и для отопления; насос, светящиеся в темноте красные и зеленые глазки лампочек-индикаторов регуляторов управления всей системой… Ее придумал и установил Андрей, – иначе в этом доме пришлось топить бы печку с дровами или углем. Жаль покидать все это, но, с другой стороны, – как же оно надоело!

Она достала из шкафчика настойку валерьянки, отсчитала тридцать капель, выпила и вернулась в кровать, привычно сокрушаясь, что снова не выспится к утру…

Итак, в мгновение ока, я оказался возле девушки.

– Сударыня, вам нужна помощь? – средневековая галантность сама собой всплыла в нужный момент.

– Да, – подняла она полные слез и изумления глаза, – наверное…