– Вот и умница! А теперь ещё один.

От третьего пирожка я категорически отказалась. Запила глотком сока и решительно отставила стакан, хотя во рту пересыхало мгновенно. Я бы с удовольствием опустошила все три кувшина и попросила бы еще, но меня останавливало одно простое соображение. Ну, всем ведь известно, что происходит после того, как слишком много выпьешь, не так ли? А Максимиллиан Родвиг вряд ли обрадуется, если я попрошу его минуточку подождать у алтаря.

После завтрака началась церемония – иначе и не скажешь – одевания невесты. Горничные – Лита и прибывшая ей на подмогу Хельга – затянули меня в корсет так, что стало трудно дышать, и я всерьез испугалась, что потеряю сознание. Следом пришел черед нижних юбок, пышных, отделанных кружевом, а уже потом – платья. Мне оставалось только порадоваться, что в обычной жизни женщины этого мира носили более простую одежду и не мучили себя корсетами ежедневно.

Прическа отняла не меньше часа. В какой-то момент мама выскользнула из комнаты и отсутствовала минут пятнадцать-двадцать. Вернувшись, она сообщила, что прибыл мой отец. Я изобразила радость, хотя в данный момент меня гораздо больше занимал жених. Я понятия не имела, вернулся ли он. С одной стороны, свадьба – его идея, стало быть, он заинтересован в женитьбе. С другой – его вечерний отъезд наводит на подозрения. В конце концов, я не вытерпела и спросила маму, видела ли она сегодня мейна Родвига.

– Нет, ещё нет, – рассеянно отозвалась она. – Увидимся на церемонии. Милочка, куда вы прикололи этот цветок? Нет, я же ясно сказала – слева! Слева, а не справа!

Моя тревога от ее слов только возросла. Я припомнила занятия йогой, которые посещала лет пять назад, и попыталась успокоиться при помощи правильного дыхания и расслабления сознания. Ничего не получилось. Оно и неудивительно – успехи в йоге у меня были так себе. Я простейшую асану никогда не могла выполнить правильно и все время отвлекалась на телефонные звонки. В результате занятия пришлось бросить. А правильно дышать в корсете – та еще задачка.

Наконец, приготовления невесты к церемонии закончились. Магдален сжала на мгновение мою руку, и я поразилась тому, какие холодные у нее пальцы. Служанки поклонились и молча удалились, оставив нас втроем. Мама откинула крышку небольшой шкатулочки из резного красного дерева и вытащила широкую ленту из фиолетового атласа. Я едва не спросила, зачем она нужна, но вовремя вспомнила: невесте полагается завязывать глаза. К алтарю ее ведут родственницы, поддерживая и направляя. А уже там жених снимает повязку, и первое, что видит новобрачная – лицо своего супруга. Ах да, ещё до начала бракосочетания мне нельзя больше произносить ни слова. Глупый какой обычай! Наверное, это для того, чтобы невеста не вздумала протестовать.

Идти в полной темноте, пусть и поддерживаемой с двух сторон мамой и Магдален, оказалось на редкость неудобно. Мне то и дело казалось, будто я вот-вот упаду, а когда мы принялись спускаться по лестнице, то я всерьез забеспокоилась, что оступлюсь, полечу вниз и сверну себе шею. Однако же спуск прошел без происшествий. Но обрадовалась я рано. Меня еще долго вели по особняку мейна Родвига, заставляли сворачивать то вправо, то влево, а потом откуда-то потянуло холодом, а под ногами вновь оказались ступени. Понятно, значит, алтарная комната в доме моего жениха (и в моем доме – с нынешнего дня) находится в подвале. Какого же бога Максимиллиан Родвиг считает своим покровителем? Нежели и впрямь Гримара? В доме моих родителей чтили Вейну Милосердную, ее алтарь находился в построенной в саду небольшой часовенке. А мейн Родвиг оборудовал алтарную комнату в подземелье. Мне захотелось завизжать от страха, сорвать с лица повязку, развернуться и бежать со всех ног подальше. Останавливало одно простое соображение: вряд ли жених собирается прямо-таки сразу принести невесту в жертву темному божеству. Во всяком случае, не при гостях, это уж точно. Да и бежать мне, по сути, некуда.

Несколько томительных минут – и спуск закончился. А еще через некоторое время мама и Магдален остановились, отпустили меня и отошли в стороны – я услышала тихий шелест их платьев. И догадалась, что стою перед алтарем. Церемония вот-вот начнется.

Сильная теплая рука сжала мою ладонь. Незнакомый голос речитативом произнес несколько фраз, смысл которых ускользнул от меня. Зато я очень хорошо почувствовала холод застегнувшегося на запястье широкого металлического браслета. Ого, мейн Родвиг и здесь не поскупился. Брачные браслеты отливали из золота и щедро усыпали драгоценными камнями. Браслет мамы составлял в ширину примерно два пальца, а у Эстеллы на запястье красовалась узенькая полоска.

Волнение смешивалось во мне причудливым образом с досадой. Надо же – определенным образом пропустить собственную свадьбу! Мне так хотелось рассмотреть все вокруг: алтарный зал, служителя, соединявшего нас с Родвигом сейчас узами брака, гостей и, конечно же, самого жениха. Почему-то я была уверена, что смогла бы понять сейчас по его лицу, о чем он думает. А мне мешает какая-то дурацкая повязка. Мне оставили лишь слух, осязание и обоняние, улавливающее сейчас тонкий незнакомый аромат цветов и специй.

Служитель снова заговорил на языке, которого я не знала. «Это как у нас латынь», – догадалась я. Мне чуть ли не в нос сунули нечто, от чего исходил едкий дым, а потом прижали к губам прохладный сосуд. Я машинально глотнула, и в горло полилось терпкое вязкое питье, явно крепкое.

Родвиг повернул меня к себе и взял за вторую руку.

– Отпускаю дочь свою из власти своей, – раздался совсем рядом голос мейна Варна. – Вручаю судьбу ее в руки ее супруга.

И, надо полагать, радуешься при этом. Избавился от капризной взбалмошной дочурки, а взамен получил кругленькую сумму.