Шрифт:
Что-то вроде центра. По бокам находились должно быть две таверны, судя по винным бочкам, расположенным перед ними, которые служили столами и пустым еще не собранным бутылкам на них. Казалось, что ничто не привлекает больше мужчин, некоторые из которых были солдатами, чем эти две таверны. Из трех площадей, которые она посетила, таверн, которые она увидела, только в этих были солдаты.
Отлично.
Элида снова пригладила волосы, закрыла зеркальце и повернулась к площади, вскинув подбородок. Девушка, пытающаяся проявить немного достоинства.
Пусть они видят, что хотят видеть, пусть они смотрят на белую рубашку, которую она надела вместо ведьминой куртки из кожи, зеленый плащ, накинутый на нее, подпоясанный посередине, и считают ее немодной, наивной путешественницей. Девушкой далеко забредшей от дома, в этом прекрасном, симпатичном городе.
Она подошла к семи Фэ, сидящим снаружи таверны, оценив тех, кто говорил больше всего, громко смеялся, к кому часто обращались пять мужчин и две женщины. Одна из женщин не была воином, но была одета в мягкие женские брюки и синюю тунику, которая сидела на ее пышной фигуре, как перчатка.
Элида отметила того, у кого, как казалось, они искали подтверждение и надежду на одобрение. Широкоплечая женщина, ее темные волосы были обрезаны почти у самой макушки. Она носила доспехи на плечах, на запястьях — более тонкие, чем другие мужчины. Видимо их командир.
Элида остановилась на расстоянии нескольких футов, рука взметнулась вверх, схватив плащ напротив сердца, другая теребила золотое кольцо на пальце, бесценную реликвию чуть больше, чем память о любовнике. Грызя губу, она бросила неопределенный, пронзительный взгляд на солдат, на таверну. Немного всхлипнула.
Другая женщина — та, что в прекрасной синей одежде — заметила ее первой.
Элида осознала, насколько она прекрасна. Ее темные волосы спадали густой, глянцевой косой по спине, ее золотисто-коричневая кожа сияла внутренним светом. Глаза ее были мягкими от доброты. И беспокойства.
Элида приняла это беспокойство в качестве приглашения и заковыляла к ним, склонив голову.
— Мне… мне жаль Вас прерывать, — выпалила она, обращаясь к темноволосой красавице.
Заикание всегда заставляло людей чувствовать себя неудобно, всегда делало их глупыми от страха и они стремились побыстрее убраться. Рассказать ей, что ей нужно узнать.
— Что-то не так? — голос женщины был хрипло-прекрасным. У Элиды он всегда ассоциировался с великолепными красотками, такой голос заставлял мужчин падать перед ними. По тому, как некоторые из мужчин вокруг нее улыбались, Элида не сомневалась, что женщина имеет некоторое влияние на них.
Губы Элиды дрожали, она грызла их.
— Я… я искала кое-кого. Он сказал, что будет здесь, но… — она взглянула на воинов и снова стала теребить кольцо на пальце. — Я у-у-увидела вашу форму и подумала, что вы… возможно, знаете его.
Веселье маленькой компании словно испарилось, сменившись настороженностью. И великолепие — жалостью. Либо от заикания, либо от того, что они видели: молодая женщина тоскует по любовнику, которого, вероятно, не было здесь.
— Как его зовут? — спросила более высокая женщина, возможно, сестра другой, судя по той же смуглой коже и темным волосам.
Элида сглотнула достаточно тяжело, чтобы разжалобить коротко стриженную женщину.
— Я… я беспокою вас, — возразила она. — Но вы все выглядели очень д-д-добрыми.
Один из мужчин пробормотал что-то о том, чтобы принести еще напитков, и двое его товарищей решили присоединиться к нему. Оба мужчины, которые задержались, тоже собирались пойти, но резкий взгляд их командира заставил их остаться.
— Это не беспокойство, — сказала красотка, размахивая наманикюренной рукой. Она была такой же низкой, как Элида, но преподносила себя словно королева. — Если хочешь, мы принесем закуску?
Людей было легко обольстить, легко обмануть, независимо от того, были ли у них острые или круглые уши.
Элида подошла ближе.
— Нет, спасибо. Я бы не хотела беспокоить вас.
Ноздри женщины расширились, когда Элида остановилась достаточно близко, чтобы коснуться их. Без сомнения, пахло неделями дороги. Но она вежливо ничего не сказала, хотя ее глаза посмотрели на лицо Элиды.
— Имя твоего друга, — повторила командир, ее грубый голос был противоположностью голоса ее сестры.