— Посмотри на меня. — тихо просит он, а после, когда девушка приподнимает голову, мягко целует ее.

Честно — он уже догадывался о том, что она могла рассказать подругам, которые наплели ей невесть чего. И это объясняет тот факт, почему Лера уже измучила себя всякими подозрениями о возможном аборте, их расставании или еще какой-нибудь ереси. Все-таки, женский коллектив — и правда небольшой клубочек змей со своей завистью. Лекс не сомневался в том, что если бы девушка не была заведомо настроена негативно — она бы сразу же на крыльях любви прилетела рассказывать ему об этом. А не так, как сейчас — едва ли не плача.

— И послушай. Это счастье, слышишь меня? — тихо шепчет он ей на ухо, прижимая крепко к себе и поглаживая по спине с выпирающими, словно маленькие крылышки, лопатками. — У нас будет малыш. Все будет хорошо.

— Ты рад? — с волнением в голосе спрашивает шатенка, подняв на него взгляд своих черных очей и уставившись очень внимательно, ежесекундно изучая его мимику.

— Валерка, что за глупые вопросы? Как я могу быть этому не рад? — тихо спрашивает Лагранж, прислонившись своим лбом к ее и поглаживая по кудрявым волосам. — Это мысль теперь будет греть меня. Я же люблю тебя. И никогда не разлюблю, слышишь? Никогда, Лер. Что бы ни случилось.

Валерия выдыхает и крепко прижимается к нему, крепко обнимая его за спину и цепляясь так, словно он для нее спасительный якорь, словно у нее больше в жизни ничего нет. На самом деле, это правда — кроме него и отца, у нее никого не было в жизни. Но теперь у них будет еще и общий ребенок, который всегда будет тесной нитью соединять их. Ей оставалось только надеяться на дальнейшую счастливую жизнь, Царева мечтала о том, чтобы ее дурное предчувствие оказалось просто байкой, что все происходящее обойдет их стороной. Они закончат институт и будут просто жить. Жить, как обычные люди, и радоваться этой жизни каждую секунду, а она будет просто ощущать себя любимой. Это все, что ей нужно было, по крайней мере именно на этом этапе.

— Мне почему-то кажется, что это будет девочка. — тихо произносит она, положив голову ему на плечо. Сейчас не было и следа от той растерянности и испуганности — глаза блестели, а Лера готова была взлететь до потолка от радости.

— Прекрасно. Назовем Василиска. Идет?

— Идет! — радостно воскликнула она, хлопнув в ладоши и отстранившись от парня, потянувшись и сделав несколько глотков воды из его стакана. — Как-то кушать захотелось…

Алекс звонко смеется. Было видно, что девушку уже отпустило, она больше не засоряет свои мысли никому не нужной ерундой и страхами, Лера снова живая и честная с ним, и парня это не могло не радовать. Что может быть лучше, когда глаза любимого человека сияют счастьем? Ничего, пожалуй. Абсолютно. И сейчас он снова узнает ее — это его Валерка. Такая непосредственная и веселая.

— Пожарить тебе макароны с сосисками?

Как-то так негласно повелось, что готовит у них Лагранж. Валерия, конечно, была способна обращаться со сковородкой и кастрюлей, но один раз она сожгла пельмени. Честное слово, смеялись долго, но и вонь потом стояла на весь дом, поэтому, если не нужно было срочно и было время — Алекс брал управление на кухне в свои руки, а Валерка в шутку называла его «Повелителем сковородок».

— Пожарить. — довольно протягивает она, запрыгивая пятой точкой на гарнитур и прикрывает глаза, наблюдая за тем, как молодой человек достает все для приготовления ей ночного ланча. Ставит воду на макароны, достает сковородку, сосиски и сами макароны, какие-то приправы, и совсем скоро по кухне уже разливается волшебный аромат еды, оставалась лишь пара штрихов, и совсем скоро в руках Царевой оказывается большая глубокая тарелка с обжаренными в специях макаронами со вкусной золотистой корочкой, и сверху две пожаренных сосиски. Кажется, она попала в рай.

— Все, родная, пойдем ложиться. Ты не забывай, что нам на пары рано вставать. — протягивает парень, а потом довольно легко стягивает ее с этого гарнитура и целует. — Пошли, пошли, в кровати доешь.

Валерка идет следом за ним, попутно уминая свою сосиску с таким аппетитом, что аж за ушами трещало, и укладывается в постель, ставя все рядом с собой. Алекс лишь с умилением наблюдает за этой картиной — вот же чудо в перьях. А что еще нужно было простому человеку для счастья? Ничего. Он уже сейчас был счастлив, смотря на свою кудрявую красотку, которая смотрит на него всегда с любовью, и которая сейчас уплетает приготовленные им на скорую руку макароны, с таким видом, будто бы ничего вкуснее она в жизни не ела. Наверное, это и есть счастье.

***

— Почему ты его не бросишь?

А вот в доме на соседней улице все было далеко не так спокойно. Точнее, совсем не спокойно. Месхи сидел и курил у окна, на подоконнике, обмотав вокруг своих бедер только пододеяльник, и внимательно наблюдал за Ксюшей, которая лежала в его кровати, как самая настоящая греческая нимфа, такая красивая, растрепанная и уставшая. Но кажется у Давида сегодня не было настроя на тихую, мирную ночь, которая была у них раньше несколько раз, сегодня парень был как-то даже слишком решительно настроен на то, чтобы расставить все точки по своим местам, но, почему-то, он абсолютно не мог знать, что скажет ему Ксюша и скажет ли что-то вообще. У них все происходило очень молчаливо — простое приглашение друг к другу на ночь, молчаливый кивок или утвердительное сообщение в ответ и все. Не было никаких романтичных вещей по типу свиданий, подарков, кофе по утрам.

Страдал ли от этого Давид? Страдал. Очень переживал, потому что для него это были первые отношения, в которых сам парень хотел сделать все по-человечески. По-настоящему. Как это делают другие парочки — пусть это назовут до тошноты банальным, но он был готов ей и серенады под окнами петь, вот только Ксении это было не надо. Изо дня в день она возвращалась к Руслану, изо дня в день она была с ним.

Интересно, какого это — жить на два фронта? Нет, нельзя сказать о том, что сам Давид всегда был порядочным и никогда не изменял своим пассиям — наоборот. Все эти кукольные модели, которые ходили за ним табунами, очень быстро наскучивали молодому человеку, и он не видел в них вообще никакого отличия друг от друга. Парень не испытывал к ним чувств — наверное поэтому так легко расставался с каждой из них. А Ксюша была другой — она не обладала модельной внешностью, не бегала за ним по пятам. Девушка была другой и это невероятно привлекало его. Наверное, Давид бы даже назвал это любовью — возможно, немного больной, но любовью. С его стороны — точно, а вот то, что испытывала Ксюша оставалось для него тайной, покрытой мраком.