— Останешься сегодня у меня ночевать? — тихо спрашивает он, поглаживая ее по щеке и довольно улыбнувшись. Давид практически не сомневался в том, что нет — утром ведь ее должен забрать этот проклятый Руслан из дома, и ей обязательно там надо быть.

— Останусь. — внезапно решает девушка, неожиданно даже для нее самой, а потом легко перекидывает ножку через парня и оказывается сверху, удобно восседая у него на животе и склоняясь ближе. Она подарила ему еще один нежный поцелуй, который постепенно приобрел окраску страсти, и сейчас его руки уже скользили по ее талии, плавно спускаясь на бедра, а девушка изгибалась так, словно она грациозная кошечка, не меньше.

Давид был удивлен, но и в то же время крайне удовлетворен таким исходом событий. Он ведь был уверен в том, что Орлова в очередной скажет ему категоричное «нет» и все его надежды о совместном сладком сне развеяться прахом. Он себя как-то даже морально подготовил к тому, что сейчас он сам в очередной раз закатит глаза, пожелает счастливого утра с Русланом и отвернется. Но нет. Сегодня их очередная встреча приобрела совсем другую окраску и это не могло не радовать юношу. Это был такой небольшой шажок навстречу друг другу — все-таки их первая совместная ночевка. И было даже не важно то, что с утра они не смогут вместе появится в университете — им придется прийти раздельно. Но Месхи сейчас это не смущало — он просто счастлив от того, что они стали морально ближе друг к другу хотя бы на несколько чертовых сантиметров, а пропасть отчасти сократилась.

Но тем не менее, такой вихрь страсти им пришлось прервать — девушка тянется за мобильным телефоном, который валялся на тумбочке и быстро в контактах пытается найти Костомарова в списке своих контактов. Вот только Давид постоянно мешал ей это сделать — отвлекал, пытался забрать телефон, целовал ее и несколько раз даже попробовал пощекотать.

— Месхиии… Успокойся! — смешно ругается она, чуть сморщив носик и недовольно посмотрев на парня, быстро чмокнув его в губы и тяжело выдыхая. Потому что сейчас нужно было придумать какую-то очень вменяемую отмазку, почему же за ней завтра с утра не нужно заезжать. Давид лишь глаза закатил — детский сад. Но он все равно надеялся, что рано или поздно Ксюша созреет до выбора. Но Месхи не будет ее торопить — пока выбор мог быть не в его пользу и так опрометчиво играть он даже не собирался. Девушке просто нужно было время. Давид, конечно, ненавидит ждать, но ради главного приза в лице Ксении Орловой он готов это делать — хоть год, хоть два, хоть вечность. Но, все-таки, искренне надеялся, что вечность им ждать не придется. Он внимательно следит за набираемым текстом, а потом довольно целует девушку, снова заваливая ее на кровать, а Костомарову улетело сообщение следующего содержания:

«Солнце, не нужно завтра за мной заезжать. Мы с мамой с утра поедем к стоматологу. Встретимся в университете, люблю».

«Если ты идешь по следам убийцы — ты уже отстал» (с)

Весь день, проведенный в институте, ей казалось, что обе пары глаз — Лекса и Давида — наблюдают за ней, хотя, конечно, Яна была практически уверена в том, что она себя накручивает. Во-первых, хотя бы потому что все записки она передала анонимно, во-вторых, потому что сейчас ее состояние очень подходит под описание «у страха глаза велики», и от этого никуда не деться. Все оставшиеся пары в университете она сидела, как на иголках, и Максим, с которым они все же помирились, пусть и немного дулись друг на друга, прекрасно чувствовал это. Он был уверен абсолютно в том, что Яна зря это сделала, и даже не с той позиции, что он переживал — Макс не мог быть не уверен в невиновности своих друзей, а скорее с той, что девушка сама себя накрутила, а теперь сама сидит и трясется. Ведь если посмотреть правде в глаза — тогда сообщение Наде мог отправить, кто угодно, кто просто внешне ей нравился, почему это сразу должны быть Лекс или Давид? Какие же это все-таки глупости, а Новиков не уставал об этом повторять своей рыжей подружке.

Но упрямство — черта характера их обоих, поэтому Гончарова даже не думала слушать Макса. Она была сама себе на уме и сделала то, что посчитала нужным, а остальное ее все еще не особенно волновало. Но страх был скорее на подсознательном уровне — сидя за первой партой, девушка оборачивалась, а когда шла домой просто тряслась, как маленький зайчик, пусть было светло и людно кругом. Она все еще сердилась на Максима, уже сидя с кружкой какао в гостиной, что парень ее не проводил — у него тренировка. Возможно, Яна была слегка обнаглевшей, но глубоко в душе она была уверена, что если бы Новиков за нее переживал — обязательно бы проводил, а не поцеловал в щеку у ограды института и не брякнул свое коронное: «мне надо на тренировку». Рыжая даже не написала ему за весь вечер ничего, и этот горе-спортсмен уже точно должен был догадаться о том, что Янка обижена.

Но не писал и сам. Наверное, не считал нужным. Новиков ведь тоже человек, со своими мыслями и проблемами, и ему тоже просто могло казаться, что первый шаг навстречу их примирению должна сделать Яна. Все-таки, именно его лисичка заварила эту кашу, пусть теперь сама и расхлебывает. Он был более чем на сто процентов уверен в том, что с девушкой ничего страшного и случится не может — немного побоится и перестанет, не умрет. Зато будет знать, как совершать дурацкие поступки и творить глупости. Максим знал, что Яна обижена точно, но ничего страшного, он считал, что подобная моральная терапия очень пойдет девушке на пользу.

— Говнюк. — бурчит она себе под нос, выдавая просто какие-то мысли в слух, а потом тяжело вздыхая и отставляет от себя кружку с какао, глядя за окно. Уже вечер, причем достаточно поздний.

Яна взглянула на часы, висевшие на стене прямо напротив телевизора — без пятнадцати восемь. Мама что-то готовит на кухне, Новиков неизвестно где, а Гончарова просто сидит и грустит. Рыжая кошка, что все это время сидела у нее на коленях, начала гладится, тихо мурчать, но, проведя несколько раз по ее шерстке, девушка аккуратно ссадила с себя любимицу, устало поднимаясь и направляясь к матери на кухню. Девушка грустно прислонилась к косяку двери, внимательно наблюдая за тем, как мама режет лук — будто бы это самая интересная вещь на свете.

— Чем тебе помочь? — протянула рыжеволосая, прикусив нижнюю губу и грустно вздохнув. Она ведь правда и понятия не имела, чем себя занять. Но просто ходить из угла в угол или просто сидеть было уже невыносимо.

— Яночка, солнышко, сходи в магазин. — с улыбкой просит Татьяна Львовна, взглянув на дочь и решив, что ей точно нужно развеяться. А то она была совсем какая-то убитая, и, если честно, женщина не имела ни малейшего понятия, что с ней случилось и как это можно решить. Яна по природе своей молчунья, и подобное нужно из нее клешнями вытягивать.