Действие сдерживающего заклинания улетучилось в тот же момент, когда наложивший его маг отбыл с помощью второго амулета переноса.

Вот теперь действительно пройден Рубикон. Он почувствовал. Он знает. И он начнет охоту на самый главный приз своей жизни: «вечную батарейку».

– Родная?

Лера с трудом, стараясь не поранить меня, отцепил мои пальцы от своей одежды, чтобы повернуться лицом. Всё еще находясь в «боевой» ипостаси, он смотрел на меня, но я не видела монстра. Я видела моего Леру, и бешеный коктейль его эмоций. Плескавшиеся на поверхности гнев и злость, покрывали собою страх и облегчение, и щемящую тоску, и любовь. Он готов был взорваться от переполнявших его чувств.

– Моя.

Единственное, что не поддавалось в его душе сейчас сомнению. Чему не было противоречий. Неоспоримая догма.

– Моя.
– прошептал ведьмак, касаясь моей щеки.

– Твоя.
– признала я, закрывая глаза.

Лера быстро скинул свою куртку, плотно завернув меня в кокон, не позволив даже просунуть руки в рукава. Подхватил и прижал к груди.

– Домой.

Дотянувшись губами до самого прекрасного в мире подбородка, я поцеловала его, и мир озарила бирюзовая вспышка.

***

Он был зол. Он был просто в бешенстве от того, что упустил ведьму.

Пришлось отдать.

Ему пришлось отдать Натони, но это лишь проигранная битва, не война.

Бакаир нёсся по коридорам своего огромного дома, мимо сотен портретов. И с каждого ему улыбалась та самая девушка. На него смотрели те самые глаза. Только не золотые, а цвета небесной голубизны, но именно те.

Те же блестящие волосы, словно расплавленная карамель. Та же молочная кожа. Разные платья, разные фоны, но одно и то же лицо.

Под конец жизни его отец просто обезумел. Он готов был не есть и не спать, только рисовал и рисовал свою Натони. На стенах коридоров не осталось свободного места. И часто Бак ходил вечерами мимо этих картин, и пытался представить себе ту, что разрушила жизнь папы. Что лишила его внутреннего стержня, рассудка, души. А самого Бака оставила без детства. Прекрасная женщина. Прекрасные картины.

Хотя настоящие шедевры находились в спальне. Там она, разгоряченная, распластанная на шелках, жаждущая и раскрытая всегда ждала мужчину. Сначала отца. Теперь и Бака. Те пять картин, где Натони в жарком оргазме мечется на смятых простынях, не раз оживали в его воображении.

И вот сегодня он увидел её.

Уму не постижимо. Это действительно была она. Бледная и уставшая, но это она!

А потом словно гром: её сила, это не чистая сила. Это магия. Он смог впитать её! Его резерв моментально заполнился, и даже прыжок дался легче, чем обычно.

Неужели она одна из тех испытуемых, о которых отец вёл записи?

Неужели она Натони?

Он выяснит это. Он всё выяснит, и его Натони будет принадлежать только ему.

Отец не смог. Но Бакаир - не отец. Бакаир сможет.

Маг решительно пнул дверь в спальню, и убиравшаяся там горничная, поклонившись, сжалась в комок. Она уже знала, что такое гнев хозяина.

«Очень вовремя» подумалось магу. Надо сбросить напряжение.

Разорвав её одежду и повредив плоть, он начал движение. Она молчала, зажмурив глаза и кусая губы, молчала, понимая, что из-за каждого вырвавшегося всхлипа, из-за любого звука может остаться калекой.

Намотав на кулак очередной виток шикарных шоколадных волос, маг потянул их на себя, и женщина захныкала от боли. Это заставило Бакира ускориться. не отрывая горящего взгляда от пяти висящих на стене картин, он с силой вбивался в кровоточащую плоть, стараясь причинить как можно больше боли. Она достойна наказания. Дрянная ведьмочка. Сбежала. От него. Непроизвольно сокращавшиеся мышцы страдающей под ним женщины только способствовали увеличению его удовольствия. Как и льющиеся из её глаз слёзы.

Почувствовав приближение разрядки, он отшвырнул от себя горничную, и излился в кулак. Она не достойна его семени. Но он наконец-то знает, кто достойна. Он встретил её. Он прикасался к ней. И она будет его.

ГЛАВА 7

Довольное урчание разнеслось из самых глубин, и, резонируя, отдалось дрожью во всём моём теле. Каждая частичка завибрировала от этого удивительного звука, будто я обнимала сейчас огромного горячего тигра. Такого ласкового.

– Моё сокровище.

Мурлыкнул Лера, опуская меня на постель, и обхватывая ладонями моё лицо. Я присмотрелась к необычным вертикальным зрачкам, к двум дорожкам мелких чешуек, украшающим виски.

– Лер, а сколько в тебе кровей?

– Семь, родная.

– И драконья, видимо, есть...

Задумчиво протянула я, рассматривая изменения и касаясь тёмно-синих блестящих пластиночек.

Я наконец почувствовала себя в безопасности. В тепле и покое, в спальне Леры, в его объятиях. И плевать, что на мне до сих пор те вещи. И пусть огромная кожаная куртка тяжелая, и сковывает движения. Главное Лера здесь.