Выплакавшись, я вытерла слезы платочком и вспомнила о том, что сегодня утром мне принесли несколько писем из дому, и что я забыла их прочесть. Неудивительно, что забыла, я же сунула их в ящик стола. У меня есть неприятная привычка забывать о вещах, как только они исчезают с глаз моих.

Я развернула первое письмо, которое написала мама. Конечно, она как обычно учила меня, как следует заводить полезные знакомства и стать незаменимой. Как ребенок, ей-богу! До такой степени не знать собственную дочь. Даже если я и последую ее советам, стану пытаться разыскать тех людей, которые по мнению мамочки могут быть полезными, то ничего хорошего из этого не выйдет. Когда у меня что-нибудь выходило хорошо?

Читая ее письмо, я натолкнулась на следующие строки: "Сюзон, главное, не соверши глупости и не влюбись в абсолютно бесполезного человека". Неужели, Алиенор что-то ей сказала о том случае? Конечно, сказала! Некоторым женщинам нельзя доверять никаких секретов, все равно разболтают. И, как будто этого мало, еще и такого насочиняют, что волосы дыбом встают. Вот и Алиенор не смолчала.

Папа писал совсем о другом. Он старательно перечислил все новости, не забыл и про подожженный дом, правда, с его слов выходило, что загорелись только портьеры. "Только"! Слышала бы его мама, как бы она разозлилась! Это были ее любимые портьеры. Впрочем, я считаю, главное, что все остались живы и здоровы.

После новостей папа осведомлялся о моем здоровье и самочувствии, хорошо ли я кушаю и вовремя ил ложусь спать. В этом все мои родители. Мама плетет интриги, а папа заботится о более насущном. Точнее, он пытается это делать, но выходит это у него из рук вон плохо. Даже не знаю, в кого я собственно пошла. Возможно, во мне собралась вся их недальновидность и непрактичность, бесхозяйственность и откровенная лень. Папа весь в своих опытах, иногда он забывает поесть, если мы ему об этом не напомним. А мама вечно обдумывает интриги мирового масштаба, забывая о том, что нужно вести хозяйство и экономить деньги. Она — прирожденная интриганка, насущные проблемы выводят ее из себя.

Так уж получилось, что до замужества за домом присматривала Алиенор. А теперь все идет своим чередом. Вполне возможно, что мы вскоре совсем разоримся. Меня это почему-то не волнует. Чему удивляться, ведь я такая же непрактичная, ленивая и рассеянная, как и мои родители.

Третье письмо было от Бернарда, моего кузена. У нас с ним сохранились прекрасные дружеские отношения, и когда мы долго не видимся, то вознаграждаем себя письмами. Точнее, Бернард вознаграждает, а я вечно забываю написать ему ответ.

Итак, кузен писал по своему обыкновению только о себе, своих проблемах, удачах и поражениях. Слог у него легкий и приятный, я всегда зачитываюсь его историями. Но этот раз он подробно, на трех страницах описал свою только что приобретенную лошадь, все в деталях, только портрет не нарисовал. Какая она красавица, да какая она породистая, да как с места берет галоп. И что он уже успел проверить ее на выносливость и на скорость, и пришел в полнейший восторг. В общем, не лошадь, а клад. Потом сообщил мне, что та девушка, в которую он влюбился месяц назад, его глубоко разочаровала, и что это была совсем не любовь, а пустое увлечение. Зато новая девушка — просто прелесть и что он от нее в полном восторге.

За последние два года девушки у Бернарда сменялись с калейдоскопической быстротой, по крайней мере, в письмах. Только я запомню, как зовут одну, как непременно появляется другая. Вскоре я поняла, что запоминать их имена бессмысленно, оставила усилия и всех их именовала просто: "девушка".

Бернард старше меня на четыре года, сейчас ему двадцать один год. Жениться он в ближайшем будущем не собирается, участь холостяка его устраивает как нельзя лучше. Тем более, что жениться ему рано. У него еще ветер в голове гуляет, это даже я чувствую, не говоря уже о наших родителях, которые называют его прямо — повеса.

Впрочем, повеса или нет, но читать его письма очень весело. Я так смеялась, что совсем забыла о своих горестях. Потом сложила все письма в шкатулку, приспособленную специально для этой цели и убрала подальше. Письма я не даю читать никому. Не люблю этого, ведь они предназначены для меня одной. А у Марселлы и Денизы, особенно у Денизы есть нехорошая привычка считать все письма своими. Мало того, что они постоянно читают друг другу послания от поклонников, так еще и требуют того же от меня. Я всегда отговариваюсь тем, что у меня нет никаких поклонников. Но даже если б и были, никогда бы не стала читать подругам их послания. Не люблю, когда они начинают всюду совать свои любопытные носы.

Ко мне вновь вернулась задумчивость, но усиленно жалеть себя я перестала. Бессмысленное это занятие и очень вредное. И я знаю это, а всю сознательную жизнь только этим и занимаюсь.

В дверь осторожно постучали. Я в это время валялась на постели, сбросив туфли и потому подскочила. Стараясь нащупать ногой хоть один из предметов обуви, я лихорадочно оправляла платье, одновременно пытаясь пригладить волосы. Но ничего толком у меня не вышло. Одну из туфлей я загнала под кровать так основательно, что для того, чтобы достать его, понадобилось бы залезать туда до половины. Поправляя волосы, я случайно зацепила шпильку, она вывалилась и несколько прядей рассыпались. Так что, зрелище я представляла собой презабавное.