– Забудешь такое, как же, - проворчала я. – Может в вашем дьявольском роду дядюшек у любого захудалого беса полным-полно, и каждый из них – сущее сокровище, но у меня нет более близких родственников, чем дядя Абсалом, и за его доброту я отплатила очень дурным поступком…

– Спасла демона? – хмыкнул Хорвек.

– Не сумела обставить все так, чтобы на меня никто не подумал, - ответила я серьезно, но вышло это до того простодушно, что Хорвек рассмеялся, словно услышал лучшую из шуток.

Хоть я не всегда понимала истинные причины смеха демона, однако от него у меня на сердце становилось легче. Ко сну я отправилась в хорошем настроении, легкомысленно позабыв все то, что рассказал сегодня Хорвек – мне подумалось, что нет никакого смысла в том, чтобы беспокоиться о вещах, недоступных моему уму.

Поутру мы вновь пустились в дорогу, пользуясь тем, что дороги наконец-то просохли после дождей. Лошади шли легко и быстро, оставляя за собой облачко красноватой пыли, а местность становилась все более холмистой.

– Мы на подступах к Южнолесью, старым горам у самого моря,- пояснил всезнающий Хорвек. – Здесь нет глубоких ущелий и бесплодных скал. Только виноградники на южных склонах, и вечнозеленые леса – на северных. Города у моря древнее любых столиц, которые тебе доводилось видеть, и прекраснее этих земель нет ничего.

В самом деле, дух захватывало от пологих склонов, простиравшихся так вольно и бескрайне, что границы их тонули в нежнейшей пелене тумана непривычного голубовато-сиреневого оттенка. Крепкие каменные дома здесь отстояли друг от друга так далеко, что соседи теряли друг друга из виду, а плодородные земли между ними размежевывали старые каменные ограды, по верху которых частенько прогуливались ловкие и быстрые козы. На ярко-зеленых лугах паслись черные, как смоль, коровы, соседствуя со стадами овец, и пение птиц сменялось шумом падающей воды – здесь повсюду били родники, спускавшиеся в долины каскадами водопадов, больших и малых.

– Бывает ли здесь снег? – спросила я, чувствуя, как пышет теплом эта добрая, богатая земля, по которой тихо и мирно ступали наши уставшие лошади.

– Очень редко, - отвечал Хорвек. – Когда… когда я жил в этих краях, то видел снег лишь однажды.

– Вот уж не знаю, завидовать такому или не стоит, - я обводила взглядом горизонт, расчерченный едва различимыми силуэтами дальних гор. – В моих родных краях небеса посылали нам снег так щедро, что, иной раз, и двери-то не отпереть! Детишкам полно забав – на санях спуститься с горы, или построить снежную крепость, а затем забросать окна ворчливого соседа снежками и облить ему порог водой в канун морозов, чтоб он непременно поскользнулся!.. Впрочем, такие развлечения вряд ли положены детям чародеек… Кто бы отпустил тебя играть на улице с ребятней из простонародья. Должно быть, детство у тебя выдалось прескучное и безо всякого смысла, прости за прямоту.

– Я много учился, - заметил Хорвек.

– Ох, мне иногда думается, что несчастнее тебя человека не было! – вскричала я с искренним сожалением. – Да и демон из тебя, если разобраться, получился невезучейший…

– А ты полагаешь, что счастье было возможно для меня? – вдруг спросил Хорвек, глядя на меня серьезно и внимательно.

Я запнулась, внезапно сообразив, что у существа, рожденного от греховной связи колдуньи и демона, судьба никак не могла быть похожей на судьбу обычного человека. Следовательно, и счастье в ней означало нечто иное, нежели человеческое стремление к любви, покою и достатку. Разве могла я рассуждать о нем?

– Не знаю, - честно ответила я, поразмыслив. – Но я бы хотела, чтобы ты был счастлив, хоть немного. О, если бы я могла сделать так, чтобы ты был счастлив!..

Последние слова я произнесла, поддавшись неожиданному порыву, заставившему сердце забиться сильнее, и Хорвек повернулся ко мне, глядя серьезно и внимательно.

– Ты бы хотела сделать меня чуть счастливее, Йель? – спросил он.

Я смутилась, но не стала отступать от своих же слов, тем более, что в тот момент они казались мне простым и честным пожеланием, неспособным обернуться скверной и злом.

– Да, - твердо ответила я, а затем спохватилась. – Вот только помалкивать меня не проси, у меня никак не получится. Я уж столько раз пробовала…

– Но если ты после этого возненавидишь меня?

– Сколько раз говорить? Я не возненавижу тебя! – в его словах я услышала повторение все тех же грустных, мрачных недомолвок, к которым сводились все мои попытки расспросить Хорвека о том, что за предопределенность ему видится повсюду. – И я обещаю сделать то, что принесет тебе хоть немного радости – если ты объяснишь, что для этого нужно, ведь я, признаться, ничего не понимаю в счастье для таких важных господ иного мира…

– Опрометчивое обещание, - промолвил он, отведя взгляд, словно сказанное мной его не столько обрадовало, сколько огорчило. – Но я принимаю его.

Запоздалое сожаление заставило что-то глубоко во мне тоскливо сжаться, но я сказала себе, что Хорвек ни за что не поступит со мной жестоко и несправедливо, и постаралась забыть об этом коротком разговоре, оставившем по себе дурной осадок.

После нескольких незначительных происшествий мы очутились у околиц Ликандрика – большого портового города, широко раскинувшегося вдоль залива, формой напоминавшего изогнутый коровий рог.Как ни вытягивала я шею, как ни поднималась на стременах – моря, о котором я столько слышала, разглядеть мне вначале не удалось: слишком привольно расползлись во все стороны трущобы, с которых началось мое знакомство с южным побережьем. Да и то сказать – разве назвали бы эти каменные беленые домики трущобами в моих родных краях или даже в Таммельне? Здесь не было привычных мне гор сора, а самые крошечные переулки оказались вымощены булыжником.