Но в истории Гильгамеша отнюдь не все гладко и хорошо. Гильгамеш, правитель города, безудержно своеволен, жесток и несправедлив. Чтобы испытать его, боги создали могучего смутьяна и поселили его в окрестностях города. Тут эпос переносит читателя в дикие края, и устрашающие, и восхищающие горожан. Возмутитель спокойствия, Энкиду, был необычным существом – звероподобным человеком, не желавшим иметь дело с людьми и предпочитавшим общество диких зверей. Из Энкиду требовалось сделать настоящего человека, а для этого его надо было переселить из глуши в город. Правитель города Гильгамеш взял дело в свои руки, повелев храмовой блуднице Шамхат отправиться в дикие края и соблазнить Энкиду. План сработал. Проведя семь дней в близости с женщиной, дикарь изменился, и звери отвергли его. Шамхат убедила Энкиду, что судьба его отныне связана с людьми, он отправился с ней и, попав в город, стал другом Гильгамеша. Город же значительно выиграл от этого.

Преданность Энкиду новой жизни и другу подверглась испытанию, когда они вдвоем отправились в самое дикое из известных мест, отдаленный лес в горах современного Ливана. Жители Месопотамии боялись леса – ведь там его извели еще в эпоху возникновения первых крупных поселений. Если скромные хижины можно было построить целиком из глины, то для крупных зданий – дворцов, храмов, библиотек – обязательно требовались балки, а древесину для них было непросто добыть. Градостроителям приходилось отправляться за древесиной все дальше и дальше, в лежащий на краю света Ливан. Такова была бытовая основа великих приключений героев эпоса.

Явившись в лес, друзья столкнулись с его стражем, чудовищем Хумбабой. Нужно было расправиться с могучим противником, чтобы получить неограниченный доступ к прекрасной древесине, и они, не откладывая, взялись за это опасное, но необходимое для строителей городов дело. Литература приняла сторону города против захолустья, по-видимому, из-за того, что была неразрывно связана с городской цивилизацией.

Как сообщает сказание, Гильгамеш и Энкиду триумфально вернулись в Урук, но результат оказался не столь хорош, сколь они ожидали. Выяснилось, что чудовищу Хумбабе покровительствовали боги, и теперь они совместно решили покарать Гильгамеша смертью его друга Энкиду. Когда же кара осуществилась, Гильгамеш был настолько удручен потерей друга, что не верил в смерть Энкиду, «пока в его нос не проникли черви», – урок всем царям, слишком рьяно строящим города.

Безутешный после смерти дорогого друга, Гильгамеш покинул город и скитался в глуши, одичав, почти как незабвенный Энкиду. В конце концов ему удалось отыскать дорогу в загробный мир, находившийся на дальнем острове. На этом пути Гильгамеш встретился с Утнапишти. Немыслимо древние Утнапишти и его жена, единственные из людей, уцелели во время великого потопа. Предупрежденный заблаговременно, Утнапишти отказался от своих богатств и построил корабль, на который собрал по паре всех живых существ. Начался ливень, вода затопила весь мир, а когда дождь стих, корабль остановился у вершины горы. Утнапишти выпустил голубя, и тот вернулся. Потом настала очередь ласточки, которая тоже вернулась. «Ворон же, отправившись, спад воды увидел, / Не вернулся; каркает, ест и гадит». Но даже Утнапишти, переживший потоп, не мог даровать Гильгамешу вечной жизни. Гильгамешу пришлось скрепя сердце смириться с тем, что и он смертен, – обстоятельством, равняющим его со всеми остальными людьми.

Когда ассириологи расшифровали табличку с описанием потопа, произошла перворазрядная сенсация: викторианская Англия узнала [99] , что библейский миф о потопе был заимствован из гораздо более древнего «Эпоса о Гильгамеше», а возможно, и оба сказания опирались на еще более ранний источник.

Для обитателей древнего Двуречья наводнения не были чем-то из ряда вон выходящим. Они случались часто и обычно воспринимались как благо. Развитая система орошения позволяла вести интенсивное сельское хозяйство, обеспечивавшее растущие города. Но когда обе реки, и Тигр, и Евфрат, разливались одновременно, оросительные каналы не могли принять в себя всю массу воды, и она уничтожала на своем пути все. Особенно страдали от сильных наводнений глиняные постройки. Необожженная глина очень хороша и для строительства, и для хранения записей, но лишь до тех пор, пока остается сухой. Великий потоп должен был напрочь стереть все, возведенное цивилизацией, по представлениям которой из глины были сделаны даже люди; им показалось, что «вся земля раскололась, как чаша» [100] .

Найденная в Ниневии табличка, содержащая предание о потопе, вошедшее позднее в иудейскую Библию

«Эпос о Гильгамеше» не только призывал читателей восхищаться городской цивилизацией и ужасаться ее разрушению, но и воспевал сам процесс письма. В отличие от множества других эпических произведений, например гомеровских, предполагавших исключительно устное исполнение, здесь с самого начала задумывался письменный текст. Более того, здесь указано, что автор сказания – сам Гильгамеш, и он же его записал:

Гильгамеш был царем-поэтом, и его эпическое повествование сообщает о записанной истории как о самом значительном из достижений культуры.

Лейард наткнулся при раскопках на первый значительный литературный текст, который был значительно старше самой Ниневии. Что же представлял собой город Ниневия и почему именно там сохранился «Эпос о Гильгамеше»? По мере расшифровки большего количества табличек родился и ответ: все это связано с царем по имени Ашшурбанипал.

Ашшурбанипал, живший через сотни лет после того, как «Эпос о Гильгамеше» записали на табличках, преклонялся перед этим древним текстом. Он организовал доставку его в Ниневию, копирование и сохранение в своей грандиозной библиотеке. В ходе своих археологических раскопок Лейард обнаружил и первый из шедевров мировой литературы, и самого влиятельного из его читателей.