Верные спутники Александра, шедшие вместе с ним из Македонии и Греции, начали роптать [61] . Местные аристократы постепенно вытесняли их из окружения царя, а сами они уже с трудом узнавали своего правителя. Недовольство проявилось открыто, когда Александр созвал своих давних соратников на пир «для своих». Однако он потребовал, чтобы и в узком кругу каждый из них, согласно восточному обычаю, простерся ниц перед правителем, а он, в качестве жеста благосклонности, будет позволять подниматься и целовать их. Закаленным в боях ветеранам не нужно было быть афинскими демократами, чтобы счесть себя глубоко оскорбленными. И все же они, пусть и неохотно, подчинились требованию. Лишь один дерзнул воспротивиться – Каллисфен, внучатый племянник Аристотеля, служивший у Александра летописцем. «Я потерял только один поцелуй», – заявил он [62] , не побоявшись гнева Александра, что позднее привело его к плачевной участи.

Александр уже не довольствовался титулом царя Македонии. После покорения Вавилона он провозгласил себя владыкой Азии [63] . Полководцев Александра настолько оскорбляли иноземные наряды и новые обычаи Александра, что они упустили из виду главное: весь подчиняющийся ему мир становился греческим. Александр оставлял на своем пути греческие и македонские гарнизоны, задачей которых было держать в покорности местных правителей. Вскоре в империи появилась целая россыпь греческих поселений, многие из которых были названы в честь правителя [64] . Существовали десятки языков и культур [65] , греки же категорически отказывались осваивать иностранные языки и системы письменности. И неприязнь к большинству негреческих народностей была тесно связана с их языками и письменностью; греки называли чужеземцев варварами, поскольку их речь была им непонятна и звучала бессмысленным ворчанием – «бар-бар-бар» [66] . Потому-то вопроса о том, на каком языке следует говорить грекам и македонцам, поселившимся в дальних странах, даже не возникало: естественно, на греческом. Даже Александр, ходивший в иноземных одеяниях ради своего окружения, в котором стали заметно преобладать жители покоренных стран, не дал себе труда овладеть хоть одним чужим языком.

Главная роль в этом лингвистическом нашествии досталась Гомеру, и не только из-за любви Александра к его произведению. По Илиаде все учились читать и писать [67] , она была главным средством распространения по миру греческого языка и алфавита. Она сделалась настоящим фундаментальным текстом. Поэтому появилось и множество профессиональных толкователей Илиады, среди которых были не только философы наподобие Аристотеля, но и критики, и, как следствие, началось усиленное комментирование текста.

У греческих воинов Александра и поселенцев на захваченных землях сложился особый вариант греческого языка. Это не был ни эталонный греческий язык Афин, ни македонский диалект: упрощенная форма разговорного греческого получила название «койне» (общий). Этот язык возник несколькими веками раньше в торговой империи греков [68] , а в царстве Александра стал общим языком, благодаря которому жители разных частей государства могли общаться между собой. Местные правители часто продолжали пользоваться родным языком и письменностью [69] , но койне и его фонетическая система сделались средством коммуникации через те границы, которые Александр стер своими завоеваниями. Он также ввел в качестве единой валюты аттическую монету (тетрадрахму) с изображением своего профиля и надписью по-гречески [70] . Александр был не просто влюблен в древний текст: он строил инфраструктуру, необходимую для воплощения текста в жизнь.

По мере того как греческий язык превращался в общемировой, люди, говорившие на нем, начинали ощущать себя гражданами мира. И Александр в конечном счете оказался не предателем македонской и греческой культуры, а, напротив, олицетворением ее нового бытования, которое, его стараниями, распространилось на территории иных, самых разнообразных культур, от Греции до Египта и от Месопотамии до Индии. Появилось и новое слово, описывающее это качество, уже не предполагающее неразрывной связи с определенным племенем или нацией. Можно и не уточнять, что это слово было греческим: космополит, то есть «гражданин мира». Александр экспортировал Илиаду, и основополагающий текст, став известным очень далеко от места своего возникновения, не только сохранил свою силу, но и стал поистине космополитичным текстом.

Тетрадрахма с профилем Александра Македонского и надписью на греческом языке; монета предназначалась для использования в окраинных частях империи

Продвижению греческого языка способствовали не только завоевания Александра, но и могущество его алфавита. Все шире распространявшаяся «алфавитная революция» через некоторое время привела к исчезновению таких неалфавитных видов письменности, как египетские иероглифы (и, еще позднее, пиктографическое письмо майя) и продолжается до сих пор. В наши дни алфавитной письменности сопротивляется только Восточная Азия, но и там постепенно развиваются фонетические и слоговые азбуки.

Культуры и языки Малой Азии тоже сдали свои позиции. Лидийский язык, на котором говорили в Анатолии, полностью исчез, а в Парфии (современный северо-восток Ирана) и на родине супруги Александра, в Бактрии (современный Афганистан), широкое распространение получил греческий [71] . Даже в Финикии, где зародилась сама идея алфавита, греческий язык использовался повсеместно. Эффект этого беспрецедентного лингвистического экспорта распространился очень далеко [72] – даже в Индии греческий фонетический алфавит повлиял на несколько систем письменности. Индийский царь Ашока, правивший примерно на полвека позже, приказывал переводить свои эдикты на греческий язык [73] .

Александр продвигался все дальше на восток, неся туда свою Илиаду, свои монеты, свой язык и свой алфавит. При благоприятной судьбе он дошел бы и до Китая. Но в его войске усиливался разлад между греко-македонскими отрядами, которые участвовали в кампании с самого начала и в последнее время считали себя незаслуженно униженными, и разнообразными войсками с покоренных территорий, желавшими вернуться домой. Собственная армия смогла сделать то, чего не сумели многочисленные противники: она заставила Александра повернуть назад [74] . В наказание он заставил свое войско пройти форсированным маршем через пустыню, что повлекло за собой большие потери, и с великой неохотой привел его в Вавилон, который избрал столицей своего царства. Впрочем, и Вавилон он считал лишь временной остановкой, поскольку уже начал строить планы вторжения в Аравию и далее на Африканский континент. Могло ли случиться так, чтобы эти культуры приняли греческую фонетическую систему и греческую культуру? Мы никогда не узнаем этого: после разгульного пьяного пира, затянувшегося на всю ночь, Александр заболел и вскоре умер, всего тридцати двух лет от роду. Причина его смерти неизвестна. Возможно, он был убит, как и его отец.