На третьем этапе бытования литературы начало появляться индивидуальное авторство, и наряду с ним – новшества, облегчавшие доступ к письменности. Поначалу эти авторы имитировали тексты минувшей эпохи; но вскоре наиболее дерзновенные из них, такие, как японская придворная дама Мурасаки или испанец Сервантес, создали новые жанры литературы – прежде всего роман. И наконец, на четвертом этапе широкое распространение бумаги и технологии печати открыло эру массовой продукции и массовой литературы, газет и рекламных плакатов, а также таких новых видов текстов, как автобиография Бенджамина Франклина или «Манифест Коммунистической партии».

Совокупность этих четырех этапов, сотворенных художественным вымыслом и изобретениями, породила мир, формируемый литературой. Это мир, в котором, как мы того и ждем, религии основаны на книгах, а нации формируются в соответствии с текстами; это мир, в котором мы запросто общаемся с голосами из прошлого и уверены, что способны обратиться к читателям будущего.

Борман и его экипаж сражались в этой литературной «холодной войне» древним текстом и использовали старинные технологии: книгу, бумагу и печатный оттиск. Но в их конусообразном космическом корабле имелись и новые орудия, компьютеры, которые сильно ужали в размерах, чтобы втиснуть в миниатюрную капсулу «Аполлона-8». Вскоре эти компьютеры совершат в письменности революцию, эффекты которой мы сейчас испытываем на себе.

Писец с табличками. Роспись чаши, VI–IV вв. до н. э. Писцы в Древней Греции пользовались табличками, покрытыми воском; запись на них можно было без труда стереть и использовать таблички заново

История литературы, изложенная в этой книге, в значительной степени описана в свете именно этой, последней революции в технологиях письменности. Революции такого размаха случаются очень редко. Революция алфавита, начавшаяся на Ближнем Востоке и в Греции, облегчила письменность и позволила увеличить количество грамотных. Революция бумаги, начавшаяся в Китае и продолжившаяся на Ближнем Востоке, снизила стоимость литературы, изменив тем самым ее природу. Эти последствия укрепила революция печати, свершившаяся сначала в Восточной Азии и продолжившаяся через сотни лет в Северной Европе. Имели место и прорывы помельче, такие, например, как изобретение пергамента в Малой Азии или переплетенных кодексов в Риме. Благодаря новым технологиям за минувшие четыре тысячи лет в литературе произошло множество быстрых и радикальных перемен.

Происходят они и сейчас. Совершенно ясно: нынешняя технологическая революция ежегодно обеспечивает нас новыми форматами и видами текстов, от электронных писем и электронных книг до блогов и твиттера, меняет не только способы распространения и чтения литературы, но и способы ее написания – по мере врастания авторов в эту новую реальность. В то же время некоторые термины из тех, что вошли в обиход недавно, возвращают нас к глубинам истории литературы. Как и писцы античных времен, мы перелистываем тексты и сидим, согнувшись, над табличками-планшетами. Как же извлечь смысл из этого сочетания старого и нового?

Чем глубже я погружался в историю литературы, тем сильнее меня охватывало волнение. Казалось странным, сидя за письменным столом, рассуждать о том, как литература формировала историю человечества и историю планеты. Мне было совершенно необходимо посетить те места, где рождались великие тексты и изобретения.

И я ехал – из Бейрута в Пекин и из Джайпурана к полярному кругу. Я осматривал воспетые литературой руины Трои и Чьяпаса, беседовал с археологами, переводчиками и писателями, отыскал на Карибских островах Дерека Уолкотта и в Стамбуле – Орхана Памука. Осматривая в Турции руины великой библиотеки в Пергаме, я размышлял о том, каким образом здесь изобрели пергамент; я бродил по каменным библиотекам Китая, где императоры пытались установить для литературы вечные каноны. Я следовал по стопам великих писателей, повторил на Сицилии путь, который совершил Иоганн Вольфганг Гёте, чтобы открыть всемирную литературу, и отправился в Мексику, чтобы взглянуть на предводителя восстания сапатистов, использовавшего древний эпос майя «Пополь-Вух» в качестве знамени мятежа и сопротивления.

В этих путешествиях было почти невозможно сделать хотя бы шаг, не обнаружив той или иной формы записанного вымысла. Далее я попытался свести свои впечатления в повествование о литературе и о том, как она превратила нашу планету в литературный мир.

Александра Македонского называют Великим, потому что он сумел объединить горделивые города-государства греков, покорил все царства, расположенные между Грецией и Египтом, разгромил могучую персидскую армию и создал империю, простиравшуюся до самой Индии, – и все это менее чем за тринадцать лет. Люди до сих пор ломают головы по поводу того, каким образом правитель незначительного греческого царства сумел добиться таких грандиозных успехов. Но меня всегда куда больше занимал другой вопрос: почему Александр вообще решил завоевывать Азию?

В поисках ответа на этот вопрос я в конце концов сосредоточился на трех предметах, которые правитель неизменно держал при себе во всех своих военных походах и каждую ночь клал под подушку, трех предметах, позволяющих понять, как он воспринимал свои кампании. Прежде всего, у Александра был любимый кинжал [18] . Рядом с кинжалом он держал шкатулку. А в этой шкатулке хранилась главная драгоценность: список его любимого текста, Илиады [19] .