– Можно, – неожиданно сказал Дитрих. – Прошло время, он успокоился. Возможно, понял, что сделал глупость.

– С него сегодня снимали показания, – заметил Карл. – Все то же – «не знаю, не был, не видел».

– Так мог и не видеть.

– Мог. Но по его поведению создалось впечатление, что даже если бы и мог, то ничего не сказал. Это следователь отметил, – предвосхищая наши вопросы, сказал Карл. – Я сам этого Эггера не видел, только отчет. Еще отмечено, что тот относится к типу людей, которые будут покрывать близких в любом случае. Даже если те по уши замазаны.

– А Магдалена Кремер, которая была его невестой, точно не могла быть замешана в чем-то противозаконном? – зачем-то спросила я.

– Точно, – ответил Карл. – Ее смотрел я, а себе я доверяю полностью.

– А если кто-то что-то сделал при Фридрихе Эггере под ее личиной? Возможно, как раз то, в чем его обвинили?

Карл думал недолго.

– Маловероятно, – сказал он. – У него очень сильный Дар. А значит тот, кто накладывал такую личину, был ещё сильнее. С таким Даром с запретной магией не балуются – своих возможностей хватает.

– Но должен же был Кремер как-то его подставить? Через Магдалену или кого другого? – продолжала я настаивать.

– Линда, предоставьте это нам, – мягко сказал Карл. – Я понимаю, что все это касается вас лично, но лучше, когда каждый занимается своим делом.

Я понимала, что он прав, но прозвучало это все равно до невозможности обидно. Я замолчала и уткнулась глазами в пол. Ушли мы почти сразу, Дитрих лишь выяснил пару вопросов, которые уж точно меня никак не касались.

– Линди, не дуйся, – сказал он мне после того, как мы вышли из кабинета. – Он прав. И сказал он, не чтобы тебя обидеть, а потому что за тебя боится. Не надо лезть в это дело.

– Меня в него все равно уже затащили.

– А теперь ты пытаешься в нем увязнуть окончательно. Зачем?

– Потому что я не смогу нормально жить, пока все не выяснится, понимаешь?

– Нет. Полно нераскрытых преступлений. И если причина смерти Вернер так и останется неизвестной, ты будешь страдать всю жизнь?

– Как же не выяснится? А Кремер?

– Что Кремер? Ты можешь предположить, как он мог проникнуть в квартиру Эггера, чтобы подбросить книгу? С женой он не проходил.

– Ты же сам говорил, что Штефан мог забыть поставить защиту…

– А ты мне резонно ответила, что Эггер не из таких. У нас нет ничего против Кремера. Мы даже допросить его не можем. Иноре Эггер он не угрожал, лишь поделился предсказанием.

– Которое сам и воплощал в жизнь, – упрямо ответила я.

– Линди, пойдем пообедаем? – сменил он тему. – Пока у меня время есть.

– Нужно из офиса сегодня все забрать, – вспомнила я. – Я новому арендатору обещала.

– Шустро ты, – восхищенно сказал он. – Заберем. Можно часть бумаг после обеда ко мне в Сыск забрать, остальное – вечером.

Разговор про Кремера мы прекратили, но это не мешало мне про него думать. Теперь я была почти уверена, что мне не показалась попытка ментального влияния, просто она была слишком мягкой, пробной, возможно, Кремер хотел лишь подтолкнуть меня к нужному ему шагу. Вопрос – к какому? Что oн хотел от меня? Что я могла сделать? азве что повлиять на Штефана или на Дитриха? Но они оба не очень-то поддаются чужому влиянию, да и со Штефаном мне даже поговорить не удастся…

Не успели мы выйти из здания, как на нас опять налетела Эмили:

– сли его сегодня не выпустят, я напишу на вас заявление! Мне надоело, что вы ничего не делаете, а только шастаете туда-сюда.

– Инорита, если вы не прекратите нас преследовать, – холодно сказал Дитрих, – заявление на вас напишу уже я. Шантаж, знаете ли, уголовно наказуемое деяние.

– Что? – растерялась она.

– То, чем вы занимаетесь, называется шантажом, – любезно просветил ее Дитрих. – А за клевету тоже можно получить срок.

Он невозмутимо обогнул Эмили, держа меня за руку, и, казалось, сразу же забыл о ее существовании. Она ничего не сказала нам вслед, а если что и сделала, я не знаю – оборачиваться и смотреть я не стала. У меня были и другие заботы, кроме разборок с бывшей подругой.

Далеко от отделения мы не ушли, Дитрих привел меня в кафе на соседней улице, почти все столики в котором были заняты. Но были и свободные, даже можно было выбрать, сесть поближе к выходу, у окна или у стены. Пожалуй, у стены будет спокойнее.

– Где сядем? – спросил муж.

Но я не успела ему ответить. Взгляд зацепился за незнакомого инора. Зацепился, да так на нем и остановился. Слишком он был похож на Штефана, только лицо постарше и черты более резкие, ожесточенные. Даже не думая, что я делаю, я прошла и села напротив него. Он посмотрел на меня как на что-то досадное, мешающее и ненужное. Но главное, посмотрел, поэтому я сразу спросила: