медным тазом,ты все равно будешь меня искать. Обещаю не

поступать, как ты,и накормить на дорожку эсхардскими

пирогами.

— Нет.

– Нет – не накроется? – хмыкнула я. - Нет – в Риоре не найти

медных тазов? Нет – ты не будешь есть пироги…

– Я никогда не буду тебя искать, – перебил он и раскрыл

дверь, впуская в горячую кухню сквозняк : – Легой дороги,

эсса Хилберт.

– Повторяешься…

Он выпихнул меня на хозяйственный двор.

– Отдай хотя бы мои вещи! – возмутилась я, вздрогнув от

ледяного холода, но дверь с треском захлопнулась.

Впрочем, мерзнуть не пришлось. Не успела я вызвериться и в

сердцах сoвершить какую-ибудь магическую глупость, вокруг

началась суета. Лакей вернул плащ и саквояж, подъехала

дорогая карета,точно кучер был наготове в любую минуту

доставить незваных гостей к башне перемещений. Подоспели

стражники и с подозрительной любезностью помогли усесться

в экипаж. Складывалось впечатление, что вышколенная

прислуга до мелких бесов боялась, что я взбрыкну и попытаюсь

взять дом штурмом. Или заморожу паршивый фонтан.

А у меня и впрямь чесались руки нарастить ледяные рога

каменному грифону! Длинные, изогнутые. Один

надломленный на острие, другой – торжественно указывающий

в звездное небо. Дополнение это как нельзя точно подчеркнет

принадлежность xозяина дома к блеющей парнокопытной

братии.

– Риат, не надо к порталу, просто отвезите меня в гостевой

дом,иначе скончаюсь по дороге, - устало попросила я у

охранника и без сил откинулась на сиденье.

Гостевой дом оказался вполне сносным. Комната – чистой,

пусть и без изысков. С большой кроватью и даже с ванной на

изогнутых ножках, что расположилась за раскладной ширмой.

Я попросила ужин в номер, но, завершив туалет, вырубилась,

словно потушенный в ночнике живой огонек,и не услышала

стука коридорного…

Это был даже не сон, а видение из прошлой жизни, когда

ясно осознаешь, что спишь, но реалистичность происходящего

снова заставляет погружаться в забытые мучительные чувства.

За окнами бил ледяной ливень. Тяжелые, тугие струи дождя

колотили по брусчатке, и мостовые моментально покрывались

гладкой наледью. Неожиданно раздался стук

дверь,требовательный, категоричный и спешный, словно гость

являлся беглецом, которого вот-вот поймают.

Я ни секунды не сомневалась, что увижу на пороге Доара. С

гулко cтучащим сердцем выскочила из крошечной мастерской,

где пыталась вырезать изо льда пoловинки разбитого сердца,

но не успела открыть – его встретила матушка. Из холла

неслись ледяные, как дождь на улице, голоса:

– Где она?

– Вы не пересечете порог моего дома, – ответила матушка.

– Уже пересек… Лиса! – выкрикнул он. - Лиса,ты где?

Задыхаясь, я ворвалась в тесный холл. Доар промок до нитки,

от одежды и сапог налилась целая лужа. Глаза его лихорадочно

блестели. Я была полна противоречий. Разве человек может

одновременно испытывать ошеломительную радость и столь

же ошеломляющий ужас?

– Идем со мной, - не обращая внимания на мою мать, Доар

протянул руку. - Идем, Лиса. Ты икогда не пожалеешь, что

выбрала меня.

Во рту пересохло. Я сглотнула. Светлые боги знали, каких

усилий стоило удержаться на месте! С жадностью я

рассматривала любимое лицо, мокрые от дождя завитки волос,

обветренные крепко сжатые губы. Впитывала, высекала в

сознании, словно на ледяном полотне, не догадываясь, сколь

дырявой окажется девичья память. Как же мне хотелось

протянуть руку в ответ, переплести пальцы, снова сбежать,

чтобы больше никто не вернул. Но не в этой жизни. Тот

человек, чтo приходил накануне, заявил, что Доар стоит в

начале длинного пути к блестящему будущему в Риоре,и

преграда в лице хорошенькой эссы ему ни к чему.

– Беги, – хриплым шепотом выдохнула я. – Беги отсюда!