Гаарлем [365] крошечный, всего два километра по длинному диаметру, городок чисто деревенский, несмотря на его оживленный ритмичный темп трудовой жизни.

Опять склады, тележки, мешки с кофе, рыбаки. Круги сыра из Эдама, центра сыроделия, почему везде в Европе «голландский» сорт сыра и называется «эдамский». И цветы, цветы многовековой культуры гиацинта и тюльпана. Воздух пряный, насыщенный ароматом цветов, когда проезжаешь цветущими равнинами, и так до самого Амстердама, города Рембрандта. Кроме нашего Эрмитажа нет другого в мире большего собрания работ великого голландца.

Амстердам интернациональный город. Океанские пароходы выбрасывают разноязычную толпу; а в гавани небезопасно вечером заходить в узкие улочки, где кабаки и притоны; снуют всюду моряки, жующие табак и постоянно подкрепляющие себя «больсом» [366] (род смеси джина и рома).

Майнц. Мост. Фото 1896 г.

Амстердам носит в одной части города столичный общеевропейский оттенок, но еще большая его часть сохранила свой старый оригинальный облик; также многочисленны каналы, дома иногда вырастают прямо из воды, без набережной, а набережные каналов узкие, без перил, и, возвращаясь поздно, я едва не свалился в сонную влагу.

На главной улице те же высокие фасады, часто только в два окна; конка ползет в одну лошадку, без кондуктора, а при входе висит кружка, куда и опускают стейфер [367] – монету в 5 сантимов, а если поздний час вечера, то вагоновожатый-кучер желает вам спокойной ночи.

Европеизм построек теряется на общем фоне голландского Амстердама.

В Амстердаме родилась ветвь нового стиля, модерна, выразителем которого является голландский архитектор Ван де Велде [368] . Рядом со старыми домами кое-где возникли новые постройки, отразившие эпоху искания «нового стиля», «новой свободной школы». Но в Голландии новаторы архитектуры исходили из традиций своей голландской архитектуры, и только во внешних чертах они подражали брюссельскому фантасту-архитектору Виктору Орта.

В отделке таких новых домов всюду натуральный кирпич, даже в оформлении вестибюлей. Особая тщательность соблюдается в чистоте линий оконных и дверных пролетов, избегается излишняя «свобода» не архитектонической кривизны модерна, как и ненужного откоса и украшенности карнизов. И цветное стекло, нашедшее такое большое применение («Опалецент» [369] ) здесь в рамках строгого рисунка. Та же скромность и во всех деталях.

Но при всей отличной работе эти новые дома среди крепкого национального искусства Голландии напоминают разряженную столичную франтиху, случайно попавшую на провинциальный убогий бал в честь уезжающего исправника в городе Елабуге.

Страна неустанного труда, отбившая у моря землю, а у Испании свою независимость, Голландия богата, и жизнь в ней дорога. <В Амстердаме в английском магазине я купил себе серый английский клетчатый костюм с такою же дорожной кепью и в этом костюме поехал также с ночным поездом обратно в Кельн, чтобы дальше проехать по Рейну> [370] .

Ранним весенним, теплым утром я приехал в Кельн. Все уже в зелени, на небе ни облачка. Рейн блестит, как зеркало, у пристани белый чистенький пароход, занял я место на носовой части палубы, выбрав себе удобное кресло <с локотниками, где можно и книжку положить, и бутылку поставить> [371] . Со мной небольшой чемодан и плед. 8 час[ов] утра, я был первый пассажир. Еду до Майнца, куда должен приехать в 10 ч[асов] вечера, значит весь день буду созерцать Рейн. Рядом поместился какой-то немец, <по виду что-то купеческое, сел и> [372] сейчас же заказал себе яичницу и 1 бутылку кесслера [373] (белое легкое рейнское вино). <Значит, можно и с утра пить эту оживляющую влагу рейнских берегов. Заказал и я себе то же самое. Быстро приносится столик, и завтрак готов. Организовано все отлично, чистоплотно и> [374] стакан для вина темно-зеленого дымчатого стекла, пузатый, старонемецкой формы. Большую коллекцию такого древнего стекла я видел в Кельнском музее и в Нюрнберге. Новое стекло отлично имитирует старые формы, не удается лишь получить той тонкой патины, чем и отличается старое стекло и хрусталь, да грани в новом острее на ощупь.

Франкфурт-на-Майне. Панорама исторического центра. Фото конца XIX в.

Попробовал я настоящего «рейнского». Вино оказалось необычайно легким, с тончайшим ароматом, какого совершенно нет в тех рейнских винах, какие привозили в Москву. Оказывается, натуральные рейнские вина можно пить в их первородной чистоте только на Рейне, т. к. перевозки они не выносят и для экспорта их сдабривают салициловой кислотой, окуривая предварительно бутылки горячей серой, чтобы вино не заплесневело.

Пароход совершает только дневной рейс. Судоходство по Рейну начинается немного выше Кельна, от Дюссельдорфа, и оканчивается немного выше Майнца, в Мангейме, но этот путь – лучший плес. По пути два больших города – Бонн и Кобленц. <Собирается публика, заполняет открытую палубу. Кому же охота спускаться вниз, где большая кают-компания и столовая. И в такой теплый день только и можно сидеть на просторной палубе, без тента над головой и без наваленных тюков с товаром, через которые приходилось перелезать на голландском пароходе. Здесь все только для пассажиров, и все рассчитано на удобство. Но, видно, было немного таких удобных, комфортабельных кресел, как мое, т. к. я вскоре услышал за собой русскую речь, говорил густого тембра баритон:

– Представь себе, Женичка, не нашел такого кресла.

– Поищи же, Васинька, – просил молодой женский голосок.

– Весь пароход обошел и кельнера просил – нету, что хошь делай! Да вот этот клетчатый черт, может, встанет, я тогда для тебя, милая, и устрою.

Очевидно, клетчатым чертом оказался я.

– Да что ты громко говоришь, ведь он услышит!

– Все равно ни пса не поймет, разве не видишь англичанина.

На локотнике кресла у меня лежал Гид по Рейну английский, с ярко-красной обложкой, купленный еще в Амстердаме. Гид был издан остроумно, в виде большой складной гармоникой карты в крупном масштабе, где на берегах были изображены все замечательные замки, с мелким шрифтом названия и время постройки.