Хельсинки. Набережная. Фото начала XX в.

Деревом отделаны стены комнат, деревянные лестницы, всюду дерево и такая хорошая красная сосна, и лиственница, обладающая гладкой поверхностью, словно полированная. Дерево здесь – всеобщий материал, и строят хорошо и по-своему. Стены домов рублены только из брусьев, а сараи – из пластин.

Рубка «в угол», «в лапу» [414] , но система своя и не шведская, как я увидел дальше, ознакомившись с архитектурой Швеции. Черты самобытности лежат в финском народном искусстве, <и никакое шведское многовековое завоевание, тем более русское присоединение целого края и целостного, сплоченного народа, не в состоянии были сгладить черты самобытной культуры.

Честность оказалась здесь обычным, врожденным качеством, вполне естественным> [415] .

Мы дошли пешком до гостиницы; никакого извозчика нигде не было; выбрали себе комнату. Прошел добрый час, брошенные на произвол судьбы спокойно лежали на притани наши чемоданы, а вблизи – ни души. <Как-то, уходя из гостиницы утром, я увидел на перилах лестницы кучу денег (серебряных финских марок), возвращаясь вечером, видел эту же кучу нетронутой; то же явление и на другой день. Я спросил, “фрекен” объяснила, что “один господин поехал на два дня в Або, это сдача ему с покупки, а комнату он запер”> [416] .

Хельсинки. Порт и Успенский собор вдали. Фото начала XX в.

Мирное, тихое житие финнов в Ганге, служившем тогда дачным местом для столичного Гельсингфорса.

В долгие северные сумерки, когда так медленно гаснет закат, выходит народ отдохнуть на скамеечках в городском саду; длинные, метров в 5 скамьи из гибкой сосны, на скамье сидят дети и взрослые и медленно качаются. Любят везде качели, особые переносные и удобные.

Никаких развлечений, когда в городском саду, центре общественного гулянья, играет жидкая музыка и плохая, <аккуратно после каждой пьесы направляясь к буфету выпить пива и съесть… тонкую лепешку из серой муки с солью> [417] .

Пароход финляндского общества «Улеаборг» [418] (он погиб во время империалистической войны) отвез нас в Стокгольм. Путь лежал с заходом в Або [419] и далее через Аландские острова до Стокгольма. Пароходы небольшие, удобные, каюты общие, небольшая столовая и небольшой салон; все предусмотрено, но просто, как и везде в Финляндии.

Хельсинки. Вид на лютеранский Кафедральный собор Святого Николая.

Открытка начала XX в.

Проплывали Аландские острова ночью, поднялась сильная качка, море было бурливо. Я мог наблюдать, как линия горизонта морского опускается и поднимается против линии перил на добрый метр. Качка усилилась, волны стали заливать палубу, нужно убираться вниз, в столовую, откуда постепенно выходили из-за стола те, которых укачивало. <И в столовой устроено по-фински. У столика два никелированных сосуда с кранами, в одном – коньяк, в другом – водка, тут же стаканчики и нарезанные пополам лимоны. Выпьете сами, никто вам не подаст, а сколько выпьете – потом отдадите девушке при расчете за еду, т. к. на этих пароходах, совершавших рейсы из Петербурга в Стокгольм и обратно, билет оплачивал лишь проезд, без продовольствия> [420]

Утром рано въехали в живописную путаную сеть шхер с типичными вехами, означающими фарватер. Замелькали лодки и яхты со шведскими флагами (голубым с желтым крестом с угла на угол) [421] , показался остров с крепостью Ваксхольм [422] – это ворота подъезда к Стокгольму. После въезда в Генуэзский залив – это лучшая панорама в Европе, когда сразу развертывается на фоне зелени и невысоких холмов весь небольшой город из белого камня и темно-красного кирпича. Живописно растянулись жилые кварталы по берегам озера Меларен и реки [423] , с набережной, далекой от суеты и напоминающей нашу набережную на Васильевском острове в Ленинграде.

Хельсинки. Вид православного Успенского собора с моря. Открытка начала XX в.

Кирпичный сарай таможни, формально пропускаются пассажиры, без осмотра, тут же на берегу ряд небольших отелей без особых удобств; лучшие первоклассные отели там, через мост, в новой части города. Здесь же старая часть и наиболее интересная по колоритности улиц и зданий. Недалеко массив старого королевского дворца с гладким фасадом из светло-серого песчаника с центральной массивной бронзовой дверью без всяких пышных подъездов и без гренадер!

Вот он, город «Стеклянный» [424] , как называли его в XVII в. русские.

Хельсинки. Православный Успенский собор. Фото конца XIX в.

Да, здесь иная культура, чем в Финляндии. Столица Швеции невелика по размеру, не блещет импозантными дворцами и храмами, но город дышит здоровьем крепких розовых лиц шведов.

Здесь тепло, близость Гольфстрима сказывается, и нет уже вечерней свежести Финляндии.