Выходной начинался с приятной солнечной истомы. Гата с просыпающейся радостью ловила бодрость — запах апельсинового мыла, аромат свежезаваренного кофе, хруст оторванного листа салата…

Настроение поднималось с каждым укусом бутерброда, с каждым глотком кофе. Тревоги и страхи последних дней, вся и нервотрепка и смятение отступали перед поднимающейся в душе теплотой, которой в какой-то момент Гате стало с избытком, захотелось поделиться с кем-то.

Помыв посуду, Гата позвонила матери и сказала, что сегодня заедет на чай. В ответ сначала послушала упреки, что такие визиты нормальная дочь должна совершать чаще, чем раз в полгода и по желанию левой пятки. Потом упреки стали волнениями — не случилось ли чего у непутевой дочери, что она вдруг нуждается в своих родителях?

Гата выслушала весь привычный негатив, не реагируя на него. Она лишь на некоторые особо требовательные слова матери тихо говорила «Неа» или «Угу», а сама тем временем поливала цветы. Упреков хватило на полив в кухне, волнений — на десяток горшков в комнате.

Когда же Алла Родионовна спросила: «Во сколько тебя ждать?», Гата быстро прикинула расстояние, транспорт, вспомнила прогноз погоды…

— После обеда, мам.

— Можно подумать, я плохо готовлю, что ты моих обедов избегаешь, — немедленно фыркнула Алла Родионовна. — Выехала бы прямо сейчас, я бы как раз все сделала. Картошки бы пожарила — нормальной, а не как ты себя травишь какой-то химией из пакетов.

Гата не стала спорить. Попытка как-то оправдать свой образ жизни привела бы к пустым разговорам на одну из тем: или как плохо живут вообще все, или как плохо живет конкретно Гата. А у нее было слишком хорошее настроение теплым летним днем, спокойным и умиротворяющим, чтобы играть в эти скучные социальные игры.

— Я приеду после обеда. Целую. До встречи.

И повесила трубку.

Потом проверила, в сети ли Серый Кот Старк. Его не было с девяти утра.

Гата не стала дожидаться его появления, еще раз перечитала рассказ и отправила по почте, вздохнув с некоторым самодовольством: «Может, если он разделит желание хороших оценок, я даже успеваемость улучшу».

2

Родители Гаты жила в том же районе, но по другую сторону от метро. Пешком выходило несколько километров, а ни одного общественного транспорта, что называется, от подъезда до подъезда, не ходило. Только с пересадкой.

Алла Родионовна сердилась, что Гата после своей смены никогда не шла домой к ним, а мимо жуткого кладбища пробиралась куда-то в свои новостройки. В этом ворчании Алла Родионовна обычно опускала тот момент, что между ТРЦ Гаты, который находился прямо напротив станции метро, и их, родителей, домом сначала проходила железная дорога, а за ней, после кольца трамваев и до широкого шоссе, лежал пустырь — излюбленное место собачников днем и празднотусующихся подозрительных личностей ночью. В новостях города этот пустырь упоминался часто: то на нем нашли труп, то сгорела машина, то «очередное изнасилование случилось в районе…». Но уже много лет Гата не могла доказать матери, что после десяти часов вечера добираться на транспорте даже мимо кладбища безопаснее, чем идти пешком через пустырь с мрачной репутацией.

О том, что ее дочь по своему характеру любила принимать у себя гостей больше, чем к кому-либо ходить, Алла Родионовна то ли забывала, то ли не считалась и сама Гату посещала крайне редко. Гата догадывалась, что на самом деле забывчивость не причина, и, скорее всего, матери просто хотелось показать соседям, что она состоялась как мать, к которой ребенок бежит чуть ли не каждый день, пусть даже он давно уже вылетел из родительского гнезда. А такое показушничество перед чужими людьми Гата не любила еще со времен первого стишка с табуретки перед гостями в Новогодний вечер.

Сегодня же, солнечным днем, когда на небе не собиралось, а в прогнозе не обещалось ни облачка, Гата решила идти именно пешком, но длинной дорогой: миновать кладбище наискосок, выйти сбоку на большую стоянку у ТРЦ (там справа приютилась прекрасная пекарня), купить в ней свежий тортик, пройтись по улице прямо, посмотреть через шоссе на парк… Издалека глянуть, на крепкие деревья, на игривую зелень, на гуляющих людей в летних нарядах. На людей, среди которых нет и больше не будет падающих в пруд…

План был хорош. Настроение — просто прекрасным.

Когда кладбище, звенящее голосами птиц, осталось позади, когда на расстоянии двух шагов махнул полосатый шлагбаум, пропускающий очередную машину, Гата придумала фразу: «Она вышла из зеленых зарослей и принесла с собой порыв свежего ветра, раздвинувшего духоту нагретой асфальтовой парковки». Достала телефон и записала фразу в блокнот.

Любопытное нетерпение взяло ее за палец, подвело к значку соцсети на экране, заставило коснуться. Пришло одно сообщение.

«четаю нравиться в чем новае то»

Гата закатила глаза от непробиваемой показной безграмотности Сережи, но, придется признать, что суть сообщения она поняла: он получил ее рассказ, читает с начала, ищет, в чем обещанные изменения. Наверняка чувствует себя частью большого дела, в котором он как-то себя сразу так проявил, что его оставили в деле и возлагают новую ответственность.

«Знал бы ты, как себя проявил».

Гася вздрогнувшее волнение, Гата глубоко вздохнула, поймала резкий запах бензина и навязчивый свежей выпечки.