Я очень хорошо запомнила этот день - девятьсот девяносто первый день полета. Именно он положил начало событиям, изменившим очень многое.

Было около десяти утра. Игорь и Артем сидели в носовой рубке за мониторами - обрабатывали данные, кажется. А мы с Катей занимались чисто женским делом - уборкой. Вот только не надо про тяжелую женскую долю и мужской шовинизм. В нашем случае уборка - это навести порядок в 'живом уголке', перебрать вещи и отправить что-нибудь несвежее на утилизацию. Нет, тупо вещи мы не выкидываем, по крайней мере не все. Майки, футболки и все такое, мягкое, режется, и превращается в подстилку для морских свинок, и только потом выбрасывается и загрязняет окружающую среду.

Мы сидели на полу в кладовке - чем ближе к концу путешествия, тем просторней становились наши апартаменты - перебирали 'рухлядь', изредка перекидываясь словами. Я вообще заметила, что мы все стали больше молчать. Трудно найти тему для разговоров людям, который находятся вместе двадцать четыре часа в сутки, особенно если этих суток два с половиной года набралось. Но молчали хорошо - без раздражения и злости. Атмосфера молчаливая, но дружелюбная, как в клубе Молчальников, помните, у Конан Дойля?

Я встала достать мусорный пакет, сделала шаг, и голову будто на мгновение сдавило раскаленным обручем. Боль схлынула, смытая темнотой. Из темноты один за другим появлялись образы, вспыхивая и угасая. Я видела города, дома и людей, слышала разговоры и смех, обрывки телепередач, музыку, которых не помнила. Я словно стремительно неслась навстречу потоку, в котором вместо капель воды струились звуки и образы. Оглушенная, я тонула, захлебывалась в нем. Каким-то сверхъестественным усилием я рванулась прочь, освобождаясь, с трудом открыла глаза. Я лежала на полу, сжимая в кулаке тряпку. Катя сидела, уткнувшись лицом в колени.

– Катя, Катя!
– позвала я, поднимаясь.
– Ты меня слышишь?!

– Люда, - простонала подруга.
– Что это было?

– Не знаю... Ты сама как?

– Отключилась, но теперь вроде бы все в норме, - Катерина потерла лицо.

– Игорь!
– вскинулась я.

– Артем!
– эхом откликнулась Катя.

Мы друг за другом понеслись в рубку. Они так и сидели в креслах у включенных мониторов, и оба были без сознания.

– Быстро чемодан первой помощи!

Я метнулась в медблок, пока наш врач, без всяких сантиментов и рефлексии, осмотрела сначала Игоря, потом Артема.

– Командиру нашатырь, - распорядилась Катя, вкалывая что-то в вену Артему.

Я послушно сломала ампулу под носом у Игоря, с тревогой всматриваясь в бледное лицо. Игорь пришел в себя почти сразу, отвел мою руку. Я оглянулась на Катю.

– У Артема болевой шок, я его сняла. Тема! Артем!
– тихонько позвала она, гладя его виски.

Где-то через полчаса мужчины чувствовали себя вполне сносно. Кроме одного. Они ослепли.

– Да, Екатерина, я тоже так думаю. Обследование, конечно, не полное, но и имеющихся данных достаточно, чтобы исключить органическое повреждение глазного яблока или головного мозга. Я с большой долей уверенности могу утверждать, что причина в том, что участок коры, отвечающий за зрение, временно перестал 'принимать' картинку. Вероятно, это следствие перенапряжения или воздействия какого-то неизвестного излучения. Склоняюсь к тому, что столь бурная реакция организма как раз и была спровоцирована высокими физическими нагрузками, о чем свидетельствует то, что у Русанова, более всех подвергшегося воздействию открытого космоса, в анамнезе отмечены спазмы сосудов головного мозга, и как следствие, - головные боли. Очевидно, что на состояние пациентов повлияло нахождение в головной части корабля. Как сообщили мне коллеги, именно там сосредоточено основное энергопотребление, приборы и сети.

У Игоря руки на подлокотниках сжались еще при слове 'пациенты'. Поэтому я не удивилась, когда он с несвойственной ему резкостью прервал профессора.

– Мстислав Аскольдович, сколько будет длиться слепота?

– Прогнозы дело чрезвычайно неблагодарное... Будем надеяться, что это ваше состояние будет кратковременным. Но на чем я настаиваю, категорически настаиваю, коллега!
– обратился он к Кате, - так это на полном покое. Никаких нервных перегрузок, волнений, стрессов. Отдых, прогулки, умеренное занятие спортом...

Насчет погулять особенно интересно. Светило!

Как бы то ни было, предписания 'пациенты' выполняют. По крайней мере, в части занятий спортом. А что еще делать здоровым мужикам, умным, деятельным, и ... беспомощным. Беспомощным во всем, начиная от элементарных бытовых вещей - еды, смены одежды, посещения туалета и душа, и заканчивая выполнением профессиональных обязанностей.

Сколько анекдотов об умирающих мужьях с температурой 37,2 жены рассказывают! Вот признайтесь, дамы, каждая из нас хоть раз становилась участницей или хотя бы свидетельницей перемывания костей. А больных костей в особенности. И знаете, что я поняла? Это просто игра. Женщины за насмешками прячут нежность и тревогу. А мужчины, как опытные стратеги, используют простуду как повод взыскать с прекрасной половины сверхлимитные внимание и ласку. Когда действительно болит - терпят. И не выносят нашей жалости... Мы с Катей видели, как трудно и Игорю, и Артему переносить зависимость, знать, что нам пришлось взять на себя выполнение их функций, что мы очень устаем, мало спим. Помочь они не могли, но не показывали плохое настроение, раздражение, злость.