Пока он пробирался мимо меня, я дёрнул рукой. Я прижал его к стене и два раза ударил в челюсть.

— О боже, прекрати! — кричала Эмма.

— Заткнись к чёртовой матери! — крикнул я, бросая на неё убийственный взгляд.

Она застыла на месте.

Я сделал шаг назад, моя грудь тяжело вздымалась. Она никогда не видела меня таким. Бывает. Я никогда не считал её двуличной шлюхой.

Я смотрел на неё. Видел простыни, взъерошенные волосы, смазанную помаду. Она постаралась для него. Она сделала причёску и нанесла макияж для другого мужчины. Но в это мгновение она стала для меня такой чертовски уродливой.

— Иди, пока я не отправил тебя в больницу, — сказал я парню.

Он не бросил на Эмму ни единого взгляда, сбегая вниз по лестнице, одной рукой закрывая лицо.

Я отвёл от неё взгляд. Меня тошнило.

Адреналин, отвращение, боль и злость бурлили вокруг меня как шторм. У меня в голове всё чертовски плыло. Я не мог видеть прямо, и воспоминания не переставали накатывать. Четыре года. Она была женщиной, которая вызвала у меня желание осесть. Единственная. Я наслаждался жизнью холостяка, без обязательств. Без сложностей. Затем она ворвалась в мою жизнь и всё изменила.

— Оно того стоило? — я снова поднял на неё взгляд.

Она вытерла щёки и опустила взгляд в пол.

— Ты… Я… Это была ошибка, но и ты не невинный.

«Какого…?»

Я покачал головой, желая, чтобы мне это показалось. Но это отчасти помогло. Вместо того, чтобы отклеиться, что-то во мне умерло. Я онемел и смог смотреть на неё без ощущения тошноты или желания жестокости.

У меня вырвался смешок, потому что это было нереально.

— Ты, наверное, шутишь, — сказал я.

Она разозлилась.

— Нет, я серьёзно. Тебя никогда нет дома и…

— Ещё одно слово, — я за мгновение оказался в её личном пространстве, тыкая ей в лицо пальцем. — Ещё одно чёртово слово о моей работе, и ты об этом пожалеешь, — её страх меня удовлетворил. Он был очевидным в её глазах. — Ты должна хорошенько подумать, Эмма. Ты отчитываешь меня за то, что я никогда не бываю дома, но кто нашёл мой последний проект? Это была ты. Кто обещал, что мы будем командой и попытаемся находить работу на одной площадке? Тоже ты. Но я даже не помню, когда ты последний раз работала. Ты только и делаешь, что сидишь дома и тратишь деньги, которые я зарабатываю, когда меня так долго нет, — я мрачно усмехнулся и сделал шаг назад. — Виноват, полагаю, ты делаешь больше. Как давно ты раздвигаешь ноги перед другими?

У неё отвисла челюсть, и она выглядела так, будто я её ударил.

Это было только начало балагана, который завершит мою первую ночь дома за два месяца.

— Ты никогда меня не слушаешь! — кричала она.

— О, я слушаю, ещё как, — я бросил на неё взгляд, когда она начала драматично бросать одежду в сумки. — Невозможно не слышать дерьмо, которое ты говоришь; ты всегда кричишь. Я слушал, когда ты говорила мне, что хочешь быть самым востребованным костюмером в индустрии. Я слушал, когда мы ездили к Теннисону и Софи, и ты сказала, что хочешь этого — милый дом подальше от Лос-Анджелеса…

— Уф, чёртовы Теннисон и Софи то, Теннисон и Софи это! — ворчала она. — Думаешь, я слепая? Ты всегда сравниваешь нас с ними. Они твои друзья, а не руководство по отношениям!

— Какого чёрта с тобой не так? — я снова горячился. — Я дал тебе всё, и они не имеют к этому никакого отношения!

— Ты не дал мне себя!

— Чушь! Я не принял ни единого решения без твоего мнения и… — я остановился, осмысливая.

Чёрт возьми, я не спросил её мнение, когда получил работу вне города. Я спросил её разрешения. По другим причинам, это было хуже. Я всегда был сам по себе. Жизнь с Эммой в лучших смыслах открыла мне глаза, но в какой-то момент я стал подчиняться, а не иметь собственное слово.

И ей хватало смелости говорить, что я не отдал ей всего себя?

Собрав сумку на ночь, она спустилась в гостиную внизу, и я пошёл за ней.

— Я снова и снова говорила тебе, чего хочу, Ноа, — зло говорила она. Эмма захватила пару своих детских фотоальбомов и засунула их в пустую сумку. — Я хочу, чтобы мы осели и создали семью — вдали от Лос-Анджелеса. Но как бы ты ни говорил, что хочешь меня, ты не можешь взять на себя обязательства.

— Ты можешь меня винить, чёрт возьми? — недоверчиво спросил я. — Ты забила на всё, о чём мы говорили. Что случилось с переездами туда-сюда между нашим домом здесь и лофтом в Лос-Анджелесе? Когда ты стала с таким рвением тратить мои деньги? С каких пор тебе понадобилась последняя чёртова модель «Мерседеса»? Что случилось с компромиссами? Ты не говорила о детях до тех пор, пока мне не исполнилось сорок пару месяцев назад, и это было сразу после того, как ты сказала мне взяться за мой последний проект. Ребёнок не может исправить наши отношения, Эмма. Ты выжила из ума, если считаешь, что я сделаю тебе предложение, когда у нас проблемы!

Я не знал, почему мы вообще ещё говорили об этом. Я ни за что не прощу её измену. У меня чесалась кожа от взгляда на неё.

Всё это снесло мне голову. Я знал, что нам нужно было решить дерьмо, но мысль о том, что она изменила мне… это было невероятно.

— Мне нельзя передумать? — выплюнула она.

— Не каждые пять минут, — огрызнулся я. — Ты не можешь побуждать меня браться за дела моей мечты, когда я дома, а затем звонить мне, когда я в дороге, и жаловаться, что меня нет рядом.