Шрифт:
В паузе Баграт подошёл и похвалил. Арсений посмотрел до странного пристально, вдруг опомнился.
– Ох, да, спасибо. А раз Вы здесь, позволите переговорить после всего?
– Конечно, рад буду.
– Только дело такое личное... наедине бы.
– Все дела такие, хорошо.
Арсений отпросился в уборную, задержался там, чем вызвал в зале тематические шутки ниже пояса. Вернулся с огнём в глазах и довёл слушателей до экстаза и грусти – несколько раз туда-обратно. Хлопали десять минут.
Баграт терпеливо дождался и подошёл последним, все расходились. Арсений поманил в дверь – вышли в длинный тёмный сквозной коридор. Арсений остановился, Баграт тоже. Арсений ещё отступил, глядя в пол. Мелькнула тень.
Баграт втянул голову в плечи, удар скользнул по макушке. Пошатнулся, толкнул музыканта. Закрылся руками, звучно треснуло предплечье. Левой за пистолет – выронил. Напавший бьёт – мимо.
Всё в тишине, только свистит железка. Музыкант бросился хватать двумя руками, Баграт срубил одним ударом. Нырнул под атаку и свалил за ноги второго. Припечатал кулаком, крикнул:
– Тревога, мать вашу!
Противник выскользнул. Схватил пистолет, Баграт кувырком за дверь. Бам-бам-бам! Пули сквозь жестянку плющатся о сталь. Всё ближе топот и крики. Макс поднял Арсения, и побежали. Вот крыша, край, верёвка. Как назло разыгрался ветер, стропу качает и крутит.
– Я первый, тебе придержу!
Макс сунул в руки пистолет и сиганул вниз. Слетел за секунды, стёр перчатки с кожей на ладонях. Чуть не убился о стену. Схватил, натянул верёвку.
– Давай!
Арсений убрал пистолет под мышку, неловко перевалился, выронил его и вцепился в стропу.
– Давай, держу!
Баграт сразу разглядел балку, куда прицепили верёвку. Рубанул ножом как топором, повернул клинок пилой и срезал. Вскрик оборвался жутким хрустом, Баграт оскалился.
Подбежали к краю, нацелили оружие.
– Дайте свет!
Прожектор высветил распростёртое тело, его наполовину скрыла вода.
* * *
Баграт мерит шагами сцену, перед ним лежит гитара. Никто ни звука, ждут Шепелева, он собирался выспаться.
– Бред, я его знал, добрейший паренёк, – Шепелев задумчив поскрёб щёку.
Баграт аж подпрыгнул.
– И я так думаю! Просто мы песню не похвалили!
Он швырнул кусок трубы, таким его никто ещё не видел. Шепелев подошёл вплотную, прошептал на ухо:
– Он в борделе постоянно, якшался с бандитами.
– Мы их уничтожим, завтра собери людей на площади.
– Ты же был против, мол, не провоцировать.
– Они пришли за мной, он вывел туда меня, меня! Мы будем провоцировать!
* * *
Гловацкий Антон Валерьевич лично встретил вернувшихся учёных, расспросил, посочувствовал. Подивился. И, обняв, увёл главного к себе. Говорили недолго, расстались почти друзьями.
– Ты же всё помнишь, всё понимаешь. Повтори, пожалуйста, что нужно делать.
Инженер отчеканил с неподвижным взглядом:
– Наверх доложить, что ГЭС убита, её не восстановить, проще заняться другими. Сам готовлю проект и приношу лично вам.
– Ой молодец! А главное?
– Команде сказать то же самое, за их болтовню отвечаю головой.
Гловацкий подпёр ладонью подбородок, умильно качая головой, словно любовался.
– Вот ты умница. Иди отдыхай с дороги.
41
Макс съёжился на дне лодки, не моргал, бил ногой в борт. Они уходили на вёслах, бесшумно в темноте вдоль берега. Ещё несколько гребков, и скроются под пристанью, откуда пешком по забитым мусором ходам. А в ушах стоит звук удара тела о камни, и его не заглушить своим стоном. Витька вытащил Макса из лодки, тот зашептал.
– Если бы я вторым, мог бы спрыгнуть...
– С самой верхушки упал, ну что ты говоришь.
Макс хотел сказать что-то, хотел оправдаться, вымолить прощение. Витька толкает в спину обеими руками, сбивает с мысли, заставляет передвигать ноги. Макс вдруг взлетел под своды и увидел себя бредущего по воде с опущенной головой. Такое уже было, один уже не справился с гибелью товарищей, и как же Макс его ненавидел! Но это другое, пострадал тот, кто не должен был. И как Макс возненавидел себя...
От перемещений в пространстве закружилась голова, он упал на четвереньки, затхлая вода плеснула в нос.
– В порядке? – Витька потянулся помочь, но не стал.
– Да, куда дальше?
Они прошли под северной пристанью, выглянули из-за двухсотлитровых баков в темноту, перебежали. На инстинктах и смутной памяти улиц добрались до другого края города. На открытом пространстве шли нервно, сдерживаясь, чтобы не побежать, вздрагивали и прятали лица при виде кого-то. Пытались выглядеть естественно: Витька смеялся, Макс скрипел зубами. Он вспоминал всё, что наговорил Мёдову, и горел со стыда.