Шрифт:
Но неожиданно её клинок замер. Виктория выпучила глаза и растерянно попятилась, всё ещё бессмысленно улыбаясь. Перед ней расставил руки рыжий грязный юноша с впавшими потемневшими глазами, опущенными бровями и сжатыми тонкими губами. Ни одна его частица не вздрагивала в волнении — он стоял твёрдо, смотря прямо в глаза рыцаря, подобно зверю. Этот взгляд пронзал Викторию насквозь, отчего её сердце начинало биться ещё сильнее, на лбу выступил пот, а веко забилось в судороге вместе с верхней губой. Горло сводило, и она не могла достать из себя ни слова. В зале повисла мёртвая тяжёлая тишина.
— Ах ты мразь…
Она стиснула зубы и кинулась на Яна, заведя над ним меч. Но в тот же миг её сзади схватила мохнатая рука в чёрном обвисшем рукаве, остановив удар.
— Надежда есть. И вера…
Гензель с трудом сглотнул ком и сжал руку Виктории, отчего та скрючилась и захрипела, бросив меч на пол.
— Тоже есть.
58. Сердце мира
Солце стояло в зените, заставляя начищенные латы рыцарей блистать и переливаться. Трое мужчин в броне стояли на верхних ступеньках лестницы дворца, приложив правые руки к груди и смотря вдаль, как полагается на церемонии. На площади была куча народа — люди забирались друг на друга, подсаживали, кричали, кто радостно, кто недовольно. Но все эти возласы всё равно сливались в один, возбуждённый и жаждущий.
И вот, солнце окончательно выглянуло из-за облаков, облив своды дворца лазурью, и из арки по алому ковру на порог вышел огромный старик в мехах и с короной на голове, широко улыбаясь и вытягивая большие мягкие руки к народу. Толпа загудела, смотря как один восхищёнными глазами на короля. Он откашлялся, набрал воздух в сухую грудь, и громоподобный бас прокатился над всем городом:
— Сегодня знаменательный день! — громыхнул король нечеловечески громким голосом, — Сегодня народ, что долгие годы жил у нас под ногами, наконец увидел свет. Я надеюсь, что вы, друзья мои, сможете принять их и простить их старые грехи.
Из тени к королю вышли две фигуры с опущенными головами. Виктория, облачённая в парадные латы с тянущимся шлейфом плащом, уткнула глаза в пол и стиснула зубы, сжав кулаки. Рядом с ней шло уродливое невысокое существо с абсолютно лысой головой, покрытой обветренными оголёнными мышцами. Его воспалённое тело было укутано в синий придворный халат с двумя полосками ткани, перекинутыми через плечи. Оно скованно опустило голову, робко шагая вперёд и сложив руки за спиной. Магнисса стал по левую руку от короля, а Виктория по правую.
— Отныне те, кого мы презрительно звали семитистами, будут жить на поверхности, не страшась злого слова или меча!
Король положил тяжёлые руки на плечи стоявших рядом, отчего оба диковато вздрогнули.
— Хотя-бы головы поднимите, — прошептал король.
Магнисса вскинул голову и уставился вдаль, стараясь не смотреть вниз. Он думал, что там стоит злобная толпа, что люди бранятся, тычут в него пальцами и осуждающе качают головами, корча испуганные гримасы. Но это было не так. Люди стояли смиренно, многозначительно устремив свои серьёзные взгляды на бескожего беса. Никто не бранился, никто не указывал на него с ужасом или презрением. Горожане были готовы принять его, как предводителя своих новых сожителей на этой земле, хоть и не без некоторой доли подозрения. Король широко улыбался и щурился, видя это.
Вскоре шум немного утих, некоторые люди уже начали уходить с площади, увидев то, что хотели. Но некоторые ещё стояли, смотря на короля, разговаривавшего с рыцарями и хмуро вздыхавшего. Он долго делал жесты руками, споря с ними и недовольно морща лицо и брови. Но вдруг старик резко отвернулся от них и вышел из тени, сходу прогудев своим басом:
— Сегодня я хотел бы сделать ещё кое-что.
Старик подозвал кого-то, игнорируя размахивавших руками в тени рыцарей и Викторию. Из арки вышел страшного вида угрюмый молодой человек в бедняцкой рубахе и с тёмными рыжими засаленными волосами, свисавшими на лицо. На поясе парня висел старый железный меч. Он приблизился к королю, лениво окинув взглядом площадь, и его обрамлённые чёрными кольцами глаза расслабились. Юноша непонимающе взглянул на старика.
— Я хотел бы поблагодарить этого человека, — пробасил король, обращаясь к людям.
Он на мгновение замялся и властно взмахнул рукой, строго крикнув что-то рыцарям позади. Они засуетились и забегали на пороге, скрывшись в арке. Вскоре из тени вынесли небольшую подушку с чем-то и подали королю.
— За веру в лучшее. За надежду разглядеть свет в сердце врага. Я нарекаю этого бесславного до сегодняшнего дня юношу рыцарем Розы.
— Вы что! — прошипел Ян, округлив глаза и попытавшись вырваться, но король крепко сжал его плечо и взглянул на него улыбаясь всем своим морщинистым добрым лицом. Старик поднял брови, и его очи весело блеснули.
— Гордись собой, Ян. Много среди рыцарей славных рубак, которые без страха смотрят на врага и бьют его без колебания мечом. А ты такой один. Ты чем-то похож на меня.
— Да ведь эти рыцари всю жизнь идут к этому званию! Рискуют жизнями! А я что?
Но король зажмурился и покачал головой, взяв с подушки голубую розу с обрезаным шипастым стеблем. Он вложил его в руку Яна, сложил его пальцы и сжал, отчего юноша дёрнулся и сморщился. Шипы впились в его ладонь, и кровь потекла по кулаку. Затем королю быстро подали небольшую иголку. Старик оторвал бутон от стебля и приколол его на рубаху Яна. Юноша невольно разжал кулак, и окровавленный стебель упал на пол.