Я почувствовала на себе его палец, в районе бедра, там, где было родимое пятно. Он слегка потер, как будто проверяя… Как тогда Ратмир. Ратмир… Сердце сжалось в невыносимой тоске. А ведь он совсем не знает, где я. Он никак не сможет помочь… Не сможет. И не дождется меня. Вероятнее всего. В том, что Мартимус не собирается меня отпускать, сомнений не было.

— Шельма… — между тем презрительно сплюнул Мартимус. — Мало тебе было в прошлый раз. Опять полезла. Ничего… На этот раз мы тебя глубоко отправим. Сам Всевышний решил тебя пометить, показать, кто ты.

Сумасшедший… Абсолютно невменяемый. Что у него только на уме!.. И как Долман умудрился с ним связаться? Мартимус резко выпрямился, отошел и вернулся с дурно пахнущей салфеткой, которую он быстро приложил к моему лицу, отправляя меня в глубокий, тяжелый и совсем непрозрачный в своей пугающей темноте сон. Он мог бы этого и не делать… Мое сознание и так висело на грани потери.

Черные тени нависали надо мной. Там, во сне. Я чувствовала, что меня неумолимо тянет назад сквозь пелену боли и страха. Назад, вглубь. Туда, откуда обычно не возвращаются, или возвращаются совсем другими. Новыми. Ничего не осознающими. Не помнящими. Я словно скользила по влажной дорожке, но не вперед, а назад. Соскальзывала по наклонной поверхности куда-то ниже и ниже. В темноту. В тишину. И, прорывая невидимую преграду, падала, падала.

Я что-то знала. Вот только что — никак не могла понять. Знание фантомом взрывалось в моих мозгах, подсказывало лишь одно, надо бежать. Бежать быстро, резко и неумолимо. Но я не могла. Тело не слушалось, оглушенное болезненным ударом. Такое уже было, вот что я знала. И ныряя в эту болезненную глубину, я понимала, что тогда я не смогла вырваться, не смогла пробраться к свету. И теперь меня снова ждала незавидная судьба. Если я что-то не сделаю, не пойму, не открою…

Где-то остался Рэм, и его жалобный скулеж настойчиво прорывался сквозь мой сон, не давая мне забыться и раствориться в этой тьме. Ратмир… очень жаль. Снова жаль. Почему-то снова. Похоже, я так нехило ударилась. Какой-то нескончаемый бред преследует мое воспаленное сознание, не давая хорошенько поспать.

У-у-у, у-у-у… скулеж Рэма не давал сосредоточиться. Или… это какой-то скрип. Скрип лодки, покачивающейся на волнах. Стоило мне об этом подумать, как мигом до губ донеслись соленые брызги, запахло морем и яркое солнце пробралось сквозь красные веки. Я вздохнула полной грудью, ощущая свежесть морской воды и слабо пошевелила рукой. Рука подчинилась, хотя тело оставалось скованно непосильной тяжестью. С трудом приоткрыла глаза и облизала пересохшие губы.

Я лежала на дне парусной лодки, обдуваемой морским ветром и качающейся на волнах. Мы куда-то плыли. Мы… чуть в стороне я увидела уже знакомые чистые ботинки. Мартимус управлял лодкой. Скорее всего Нэльский пролив, Небесное море… это самое ближайшее. В таком случае, плыть явно не больше часа. Если я не пролежала в отключке дольше и меня не отвезли куда-либо еще.

Я лежала на дне парусной лодки, обдуваемой морским ветром и качающейся на волнах. Мы куда-то плыли. Мы… чуть в стороне я увидела уже знакомые чистые ботинки. Мартимус управлял лодкой. Скорее всего Нэльский пролив, Небесное море… это самое ближайшее. В таком случае, плыть явно не больше часа. Если я не пролежала в отключке дольше и меня не отвезли куда-либо еще.

Голова продолжала нещадно болеть и, подышав морским воздухом, я прикрыла глаза.

— Очнулась? — раздался совсем рядом насмешливый голос. Я приоткрыла веки, чтобы с неудовольствием наблюдать Мартимуса, присевшего на корточки около моей головы. Насколько же красивые при дневном свете пронзительные небесно-голубые глаза, настолько же и жестокие… наблюдали с холодным любопытством. — Я уже испугался, что ты решила сбежать раньше, чем мы тебя хорошенько подготовим… — покачал он головой, а я не поняла, куда я могла сбежать, находясь без сознания. — В прошлый раз ты была повыносливее.

Однозначно, сумасшедший. Какой, к лешему, прошлый раз? Или, я чего-то не знаю? Я попыталась задать вопрос, но пересохшие губы предательски озвучили нечленораздельное мычание. Тень презрительной жалости промелькнула на безупречном лице Мартимуса и он поднес к моему рту бутыль с водой. Я сделала несколько жадных глотков, прочистила горло.

— Теперь, я надеюсь, ты будешь посговорчивее? — протянул мерзавец. — Хотя, я и сам уже многое разглядел.

— Что?.. — просипела я единственное слово. Надо бы выведать побольше информации, чтобы понять, как общаться с этим психом. Но мысли, словно огромные валуны, так же как и тело, двигались с трудом.

— У тебя волосы растут рыжими, — неожиданно проявил осведомленность о моей шевелюре Мартимус. — Глаза… наверное, не всегда были такими зелеными? Ведь так? — он насмешливо посмотрел мне в лицо и, видно, обнаружив мой недоуменный вид, кивнул. — Так. Ты прошла ту черту, Алёна, где можно было остановиться и повернуть вспять. Впрочем… ты и всегда была такой. Ведьма.

— Ведьма? — слабо произнесла я, не веря ушам.

— Ведьма, ведьма, — снова обозвал меня Мартимус и вдруг неожиданно рассмеялся. — Ты и вправду не поняла? Какая наивная простота… Не зря мы тебя припечатали, — взгляд его скользнул в район моих ног. — Себя не помнишь… Мне даже тебя немного жаль… — он покачал головой в притворном сожалении. — Наивная маленькая Алёна… Жаль, что она не знает, что скрывается под её личиной.

И как только земля таких больных на голову носит… Ведь он где-то должен был, просто обязан проявить свою невменяемость… Или он только со мной такой? Вон вдумчивый и опытный Долман, похоже, усомнился в его нормальности только под конец. А где, собственно, сам наш семейный заступник, который никак не может за меня заступиться?

— Ничего, в этот раз мы поможем твоей душе окончательно. Запечатаем все каналы…

— Зачем вам это? — мне хотелось выведать частицы информации.

— Я всего лишь хочу помочь тебе… твоей душе… маленькая ведьма. Чтобы ты перестала раз за разом вылезать, как гриб здесь… в этом мире.