В Капитолии раньше находился Храм богини Весты – и в нем горел вечный огонь. Сейчас он погас, но прямо над ним – на куполе Капитолия – по-прежнему находится картина, где Джордж Вашингтон в императорском пурпуре в окружении двух богинь – Ники и Либертас, Свободы – сам становится богом, а Минерва, Нептун, Меркурий, Церера и Вулкан даруют американцам свои знания.

– Мне необходимо это знать в контексте Королевской Битвы? – поинтересовался я у француза.

– Жан-Жак сказал: «Мы на пороге великой битвы…» – легко усмехнулся Радагаст. И знаешь, что? Битва уже началась. Да, тебе необходимо это знать, но не для завтрашнего состязания, а для понимания общей картины схватки, в которую мы все – вольно или невольно – оказались втянуты.

– Жан-Жак? – приподнял я бровь, удивившись странному именованию старины Жака.

– В первом отражение его зовут Жан. Здесь, в Новых Мирах, его имя Жак. Жак де Моле, – губы француза вновь тронула легкая улыбка, когда он увидел, как я не смог скрыть удивления услышав фамилию последнего – сожженного на костре в четрнадцатом веке – магистра ордена Тамплиеров.

– Я весь внимание, – чуть склонил я голову, выказывая желание слушать и воспринимать информацию.

– Скажи сначала… в чем отличие солдат от убийц?

– Солдаты убивают гораздо больше, – пожал я плечами, озвучивая то, что говорил мне когда-то давно – в прошлой жизни – Сергей Иванович.

– Хм… Ты прав, думаю, – с интересом блеснул глазами Радагаст, – с этой стороны я не смотрел. Но можно попробовать и так. Значит, смотри: убийца или солдат могут лишить жизни десятки, сотни и даже тысячи людей. Но система правосудия, допустим, французская, может перемолоть любого солдата или убийцу. Чтобы разрушить систему французского правосудия – перестройкой ли, уничтожением – нужна более внушительная сила – государство. А что нужно, чтобы справиться с государством? Во второй мировой войне, чтобы победить Германию и Гитлера, разрушившего французскую правовую систему, потребовалась Россия со Сталиным, Британия с Черчиллем и Америка с Рузвельтом.

Итак. Убийца или солдат могут лишить жизни десятки, сотни и даже тысячи людей. Но ни один из них не способен послать на смерть легионы – как Юлий Цезарь, Наполеон, Александр или Черчилль с Гитлером, – не счесть примеров. По сравнению с реками крови, которые пролили владыки человеческих судеб, деятельность любого солдата или убийцы будет едва ощутимой статистической погрешностью в любой системе подсчета. Ты с этим согласен?

Подумав немного, осмысляя сказанное, я кивнул, не видя никаких явных противоречий.

– Хорошо, – в свою очередь склонил голову Радагаст. – После той войны казалось, что мы встали на правильные рельсы – а героям и тиранам, который открывают путь в Вальхаллу целым народам, на смену пришли рассчитанные на системное управление государства. Это казалось единственно правильным, но… это была самая большая ошибка человечества – и сейчас, в эпоху глобализации и упорядоченного хаоса, мы получили свой Рагнарек.

– Мы? – счел нужным уточнить я.

– Планета наша, как ни крути, – отводя взгляд, пожал плечами Радагаст.

Конечно, если смотреть с этой стороны, он прав. Планета наша – и апокалипсис на Ближнем Востоке, в Центральной Америке, Южной Азии и Индокитае, а также полное уничтожение Японии как государства вполне можно называть «наш» Рагнарек, – с позиции человеческой цивилизации.

– Раз за разом открывая ящик Пандоры, мы – человечество – обнаруживали внутри бездну и сквозь нее нам вновь приходилось тянуться до крышки следующего ящика, – негромко продолжил Радагаст.

– Я бы поспорил насчет персонификации открывателей, – покачал я головой, но встретив взгляд Радагаста, кивнул: – Но не буду. Сейчас мы на пороге новых открытий, или ящики Пандоры будем закрывать?

– Мы уже увидели Новый Рассвет – когда в мир явились вы, Молодые Боги. Но чтобы мир за вами пошел, нужно нечто большее, чем сила государства. Требуется вера. Истинная вера. Как сказал князь Талейран – один из тех первых, кто указал нам путь прямо к Рагнареку: «Штыками можно забрать трон, но сидеть на них неудобно».

– Вера в… нас?

– Вера в новых богов, – кивнул Радагаст. – И в возращение старых. Но что такое вера?

Несвязно хмыкнув, я только развел руками – показывая, что не готов отвечать.

– Слово, ассоциация… – внимательно, с вопросом, посмотрел мне в глаза собеседник.

– Символ, – после короткого раздумья произнес я.

Радагаст вдруг улыбнулся, и сквозь юные черты лица я увидел проступающий образ того пожилого политика – якобы погибшего, – записи с которым пересматривал по вечерам, когда Ребекка вводила меня в курс иерархических связей Диманта. Благожелательно кивнув, француз продолжил:

– Вера иррациональна. Мы верим в незримый объект – а для того чтобы его почувствовать, связать с ним свое воображение, – нужны символы. Символы веры. Посмотри, – Радагаст вернулся к проекции карты, настраивая масштаб. В этот момент в комнате раздался вакуумный шелестящий звук, и из горящего голубым огнем портала появилась Адель. Приветливо улыбнувшись, девушка легкой походкой обошла стол и встала рядом со мной, совершенно непринужденно прислонившись сзади и положив подбородок мне на плечо.