Потом он лёг рядом, продолжая болтать, смеяться, и вынимая из Леськи душу. Она ощущала, как от напряжения её щёки наливаются румянцем, и решая для себя, сможет ли отказаться, если и завтра её позовут в компанию.

Вдруг Фёдор дотронулся мизинцем до края её ладони. Леську в секунду прошиб пот. Это не мог быть кто-то другой — никого другого Леська так остро не чувствовала, да и не лежал никто так близко. Как бы невзначай, мимоходом его палец скользнул по её запястью, превратив маленький кусочек плоти в сосредоточение огромной вселенной. Леська замерла, спрашивая себя, не показалось ли ей, и было ли это случайностью? Стыдно признаться, но она чувствовала его касание не на ладони, не на пальцах — внутри себя. Внизу живота, в животе, в сердце. Лёгкое движение, незаметное чужому глазу, заставляющее её приоткрыть губы и жадно глотать воздух. Не сноп искр, не напряжение. Космос.

Она замерла, едва дыша, наслаждаясь и наслаждаясь блаженством, которое дарило его действие. Солнце жарило вовсю, над головой простиралось бесконечное летнее небо, переговаривались люди и кричали высоко чайки. Но она понимала только то, что его рука скользит по её ладони. Она думала только о том, чтобы скольжение не прекращалось, и о том, как бы она хотела, чтобы этот день не заканчивался.

Мысли смешались. Секунды, минуты, часы бежали медленно, будто бы попав в прозрачную трубу, где замедляется время, где уходит в прошлое настоящее и будущее, где звуки, вместо того, чтобы превратиться в слова, становятся белым дымом. Этот дым покрывает море и землю, и песок, и скалы, и камни большие, и камни малые. Запахи, вместо того чтобы проникать в ноздри людей и животных, превращаются в золотые искры и разлетаются по земле дурманом.

Неужели она не безразлична ему?

— Федь, у тебя в машине насос есть? — голос Сергея: тоненький, как у девчонки.

— Угу.

— Пойдём, дашь.

— Зачем?

— Матрас накачать Вике.

— Возьми ключи в шортах.

— Всё равно не смогу сигналку снять.

— Лёху попроси. Он знает.

— Он уехал.

— Витька...

— С ним и уехал.

— Блин! Ну, давай попозже.

— Ну, прошу, Федь! Ты ж знаешь, она потом…

— Ладно, ладно, понял!

Тень скользнула по Леськиному лицу, горячая рука мимолётно коснулась плеча, и она осталась сама по себе.

Теперь уже Леська ни о чём не хотела думать. Это было выше её сил: думать. Немного погодя она встала и пошла в воду. Леська не оборачивалась. Она знала, что рано или поздно он пойдёт за ней. На её губах играла лёгкая улыбка женщины, чувствующей свою власть. Отбросила ли она в этот момент сомнения? Перестала думать о вреде, который могла ему причинить? Не в силах была сопротивляться чувствам, которые превратили её в Злую мачеху и Белоснежку одновременно? Леська не знала. Она просто шла к воде, потому что так велела её женская сущность.

Фёдор и вправду догнал её.

— Хочешь искупаться?

Она кивнула, не оборачиваясь.

— Ну, поплыли.

Они забрались так далеко в море, как никогда не осмеливалась она одна. Они плыли и плыли, пока фигурки на пляже не превратились в маленькие точки, а прибрежная полоса не скрылась в дымке. Лёгкие волны блестели на солнце, и зелёная вода была пронизана лучами, как подсвеченный горный хрусталь. Они были одни во всём бесконечном мире.

Если бы кто-нибудь сейчас задумал произвести аэросъёмку, они навсегда бы остались вместе: две маленькие точки на фоне бескрайнего моря. Леська всё ждала, когда он сдастся и предложит вернуться, но этого не происходило. Время от времени она посматривала на него, но Фёдор невозмутимо плыл рядом. Спокойный, как горные вершины.

Наконец, она сдалась, и они вернулись. Коснувшись дна, Леська сделала несколько шагов к берегу и отдышалась. Фёдор подошёл к ней. Она так остро чувствовала его близость, что никак не могла сообразить, где их друзья.

— Устала? — прошептал он ей в самое ухо, и Леська наконец-то посмотрела на него. Мокрые волосы Фёдора торчали ёжиком, грудная клетка поднималась и опускалась, с плеч скатывались блестящие капли и тонули в искрящейся воде. Леська помотала головой, хотя дыхание всё-ещё не пришло в норму, и она угадывала в мышцах приятную тяжесть. Фёдор положил ей руку на спину, поддерживая, как будто бы волны могли сбить её с ног. В следующий миг он с силой прижал Леську к гладкому торсу, а потом наклонился и впился губами в губы.

Хаос, устроенный им в её голове, заставил Леську изогнуться и прильнуть плотнее. Они упивались друг другом, немало не соображая, что происходит вокруг. Леська впервые в жизни испытала настоящий голод. Фёдор прижал её бёдра к себе с такой силой, что она почувствовала его эрекцию, но и этого было мало. Она придвинулась к нему ещё теснее, ловя мощное дыхание его грудной клетки и удары сердца. Его грубый, хриплый стон вибрировал у неё внутри.

Прильнуть сильнее, раствориться, оказаться внутри, пролететь прохладным ветром над огромными зелёными степями и морскими просторами, ворваться в пустыню, сжечь города и возродить их. Обрушиться дождём и напоить землю, жить…

Как вдруг всё закончилось. Фёдор, словно придя в себя, отстранился от неё, удерживая за плечи, и некоторое время они стеклянными глазами смотрели друг на друга, словно бы не понимая, где они и кто.

— Ты сведёшь меня с ума, — его голос каркал. Изумление и сосредоточенность на его лице и слегка прищуренных веках немного отрезвили Леську, но ещё несколько секунд она не могла вымолвить ни слова.

Неужели он оттолкнул её? Почему? Горечь была такой сильной, что Леська поморщилась. Она не понимала, что заставило его сделать это, но видела в глазах, что это что-то очень серьёзное. Он не просто не хотел, чтобы ребята их заметили, или считал, что она слишком молода — что-то гораздо более важное мучило его.