— Ты на вкус, как шоколад, — бормочу, когда Андрей отстраняется, с довольной улыбкой разглядывая мое лицо.

— Потому что у нас шоколад в этих дурацкий кружках, и ты бы знала это, если бы попробовала.

— Мммм… — Я позволяю своим чертям отрастить немного розовых перьев и снова тянусь к нему, шепча: — С твоих губ вкуснее.

— Мне нравится твое желание… — Он делает вид, что подбирает слова, но на самом деле прекрасно знает, что хочет сказать. — Твое желание меня пробовать и облизывать.

Я понимаю, что стремительно краснею, пытаюсь спрятать лицо у него на плече, но Андрей удерживает меня на расстоянии и откровенно рассматривает все оттенки моего стыда. И я понимаю, что эта пауза была как раз вовремя, потому что за его спиной появляется Соня и снова сердито разглядывает пространство между нами. Для маленькой собственницы оно явно слишком мало, потому что малышка решительно вторгается и снова отталкивает Андрея.

— Уже все посмотрела? — Андрей присаживается перед ней на корточки, поправляет шапку, одергивает курточку и пробует варежки. Качает головой, снимает их и достает из карманов своего пальто сухие. — Точно?

Соня косится на меня с нескрываемой враждебностью, но потом нарывается на строгий отцовский взгляд и говорит:

— Да, все. Хочу домой.

— А есть вкусную и неполезную еду? — искушает Андрей.

Она начинает слишком выразительно сопеть, определенно недовольная, что ее вынуждают повременить с планом изгнания соперницы со своей территории. Он не торопит, дает подумать и принять решение самостоятельно.

— Йори пойдет с нами, Сова. Помнишь, о чем мы говорили?

Девочка раздувает щеки, но продолжает думать.

— Может быть…

Пытаюсь устраниться из этого похода, но Андрей одними губами говорит: «Нет».

— Идем, — наконец, решает Соня, прежде чем взять его за руку.

А Андрей подставляет мне локоть, за который я осторожно берусь сразу двумя руками.

Не знаю, о чем у них был разговор, но девочка не произносит ни слова, хоть ее взгляд не сулит мне ничего хорошего.

В конце концов, я знала, что с чужими детьми бывает легко только в книгах и фильмах.

Через час мы уже вовсю уплетаем огромную пиццу, и Соня «милостиво» разрешает мне выбрать для нее второй и третий ломтик, которые помещаются в маленьком человечке с ошеломительной быстротой. Андрей шутит, что если бы бегемоты были на вкус, как пицца или шоколад, Соня расправлялась бы с ними за пару часов, а малышка тут же начинает забрасывать его вопросами, какие на вкус бегемоты.

Это странно: чувствовать себя допущенной в закрытые отношения отца и дочери, которые много лет жили одни и научились никого к себе не подпускать, потому что так проще и спокойнее. Андрей никогда не говорил об это прямо, но некоторые слова хорошо читаются между строк. Хотя бы это их коронное: «Мы сами по себе». Я ведь тоже была «сама по себе» и сторонилась всего, что может причинить боль. Не самая правильная защитная реакция, но так мне было проще. И так было проще им.

— Что ты будешь делать с мамой Сони? — аккуратно, надеясь, что не захожу на опасную территорию, спрашиваю я, когда девочка занимает место за игровым столом и вооружается карандашами. В зале довольно шумно и играет музыка, поэтому она не может нас слышать, хоть сидит на расстоянии всего пары метров. — Я могу чем-то помочь?

Глупый вопрос. Чем я могу помочь, если совсем не разбираюсь в законодательстве и вообще чистый гуманитарий. Только быть моральной поддержкой, если нужно.

— Да, маленькая, можешь, — неожиданно говорит Андрей, и улыбки на его губах больше нет. — Хоть я не имею права просить тебя о таком и хочу, чтобы ты знала: ты имеешь полное право сказать «нет».

— После такого вступления я жду как минимум предложения стать твоей Бонни, Клайд, — пытаюсь пошутить я, потому что градус напряжения холодным осколком оседает на дно живота.

— Хуже, — не очень весело улыбается он. — Я предлагаю тебе стать моей женой.

Я сглатываю так выразительно и громко, что во внезапной паузе — почему вдруг все замолчали и на телевизоре перерыв между клипами?! — смех Андрея кажется оглушающе громким. А ведь он просто хмыкнул!

Глава тридцать восьмая: Андрей

«Все будет проще, если у тебя будет образ примерного отца, мужа и вообще классного позитивного мужика», — сказал Антон, когда я битый час матерился и ругался по телефону, пытаясь передать как «безмерно рад» возвращению Яны и ее проклюнувшемуся материнскому инстинкту. Насчет последнего у меня была лишь злая ирония, потому что только долбоеб поверил бы в материнский инстинкт после того, как женщина даже ни разу не попыталась увидеть своего ребенка. И когда я сказал об этом, брат резонно заметил, что если она разнюхивала мою личную жизнь, то, вероятнее всего, у нее достаточно фотографий Сони со всех возможных ракурсов.

— Моя жизнь превратилась в идиотский сериал, — бросил я, а брат ответил:

— Ты еще легко отделался. — И добавил: — Не переживай, младший, это просто еще одна зарвавшаяся бабенка. Наведи марафет в своей личной жизни, а я сделаю остальное. Мы с Таней приедем в конце недели, поговорим об остальном.

— Черт, я вдруг понял, что мне не по карману собственный брат, — шучу я, немного воодушевленный его оптимистическим настроем.

— Отдашь борзыми щенками.

И вот я сижу в кафе с милой умной девушкой и несу полную хрень, которая еще полчаса назад казалась логичной и правильной. В конце концов, люди заключают фиктивные браки для более шкурных вещей, а мне просто нужна видимость благополучной полноценной семьи. И я не знаю кандидатуры лучше, чем маленькая выдумщица, снова вся красная от стыда. Пора придумать ей новое прозвище. Например, Свеколинка.