Иногда случаются вещи, к которым невозможно приготовиться, как бы ни старался. Например, невозможно заранее подготовить руку к перелому, или к тому, что в один не прекрасный день ты придешь на работу и узнаешь, что работы больше нет. Или, еще лучше: невозможно приготовить голову к тому, что, спустя четыре года, вдруг появится нерадивая мамаша и потребует назад ребенка, которого однажды продала даже не взглянув.

Я всегда считал себя сильным и почти несгибаемым мужиком. Думал, что после того случая в моей жизни просто не может быть еще одного пиздеца, с которым я бы не справился с улыбкой на лице.

Оказалось, может.

И хоть я изо всех сил пытаюсь не подать виду, что меня задели слова мелкой твари, на ее лице слишком выразительно читается что-то похожее на ликование.

— Ты мне угрожаешь? Серьезно?

— Я привлекла твое внимание, для начала. Пожалуйста, давай поговорим. Ты услышал угрозу. Но не услышал предложение о компромиссе.

Вынужден признать, что в этот раз придется перешагнуть через себя, затолкать в жопу злость и вернуться за стол. И делать вид, что запах ее — наверняка очень дорогих духов — не вызывает желание выразительно закрыть нос рукавом. Что случилось с моей жизнь? Откуда взялась эта бесконечная черная полоса?

— Не говори, что ты вдруг решила стать матерью.

— Мне двадцать пять, моему мужу тридцать семь, детей у него нет и не будет, потому что он абсолютно бесплоден. А я, так уж получилось, тоже не смогу стать матерью.

Язык чешется сказать, что это — просто естественный отбор, чтобы такие женщины больше не размножались, но на этот раз я полностью держу себя в руках и контролирую каждое слово. Больше — ни единой эмоции в ответ, хрен она меня достанет даже если скажет, что прямо сейчас протянет свои поганые руки к моему ребенку.

— Александр считает, что…

— Меня не интересует, что считает твой муж, ты сказала достаточно, чтобы я понял, насколько он неадекватен.

Яна вздыхает, откидывается на спинку стула и окидывает меня взглядом ростовщика. Что такое, я стал слишком «простым парнем»?

— Думаю, как цивилизованные люди, мы можем решить вопрос спокойно и так, чтобы он устраивал всех. И мне меньше всего хочется устраивать шумиху вокруг дочери, потому что суды — это всегда тяжело, противно и грязно.

Она даже не пытается сделать вид, что нарочно называет Сову «дочерью».

— Я все-таки ее мать, и любая экспертиза это докажет.

— Какой внезапный приступ любви. Я тронут. Это все? Прости, боюсь больше глупостей я просто не выдержу.

— Александр не будет ничего предпринимать, если будет знать, что для всех у нас с тобой просто общий ребенок и совместная опека. Знаешь, это так… по-западному. Мы просто были молодыми, наделали ошибок, но нам хватило ума не втягивать ребенка во взрослые дрязги. Я хочу принимать участие в жизни дочери. Пятьдесят на пятьдесят. — Яна передергивает плечами и добавляет: — Конечно, не сразу, потому что Софья должна будет ко мне привыкнуть. Как бы там ни было, я всегда буду действовать в интересах ребенка.

— Что еще ты нарыла?

— Ты не женат, в данный момент у тебя нет постоянной женщины, хотя долгое время она была и, знаешь, это был не самый удачный выбор из возможных. — Яна морщит нос, тянется за очками и снова скрывает за ними добрую часть своего лица. — А еще ты оставил ребенка на непроверенную няню, и Софья могла выпасть из окна. Подумай о том, как это можно переиграть не в твою пользу. Я не хочу воевать, Андрей.

— Ты просто прешься в нашу жизнь, изображая каток.

— Подумай об этом. Мы все выиграем, если у Софьи появится мать. Не говори, что быть вечно привязанным к маленькому ребенку холостяком — такая уж большая радость.

Она встает, изображая из себя хозяйку ситуации, хоть десять минут назад выглядела чуть не вымаливающей прощение грешницей у виселицы. А знаю ли я вообще эту женщину? Вряд ли. Меня подмывает бросить что-то ей в спину, сказать, что мне глубоко насрать на ее угрозы — и в гробу я видал сраный компромисс, но… мгновенно перегорает. Не перед кем метать бисер. Да и незачем.

Я потихоньку заглядываю в игровую, где Сова вовсю копошиться в огромном бассейне, наполненном разноцветному мягкими кубиками. Визжит, когда какой-то мальчишка — явно на пару лет старше — опускает ей на голову кубик, изображая «удар наковальней», и отвечает тем же, мгновенно выводя противника из строя.

Моя девочка — не маленькая и слабая соринка. Она — Клейман, нашей породы, сильная и крепкая.

И если она в свои четыре дает отпор более крепким противникам, то мне даже стыдно пасовать.

Ну и, в конце концов, грех не воспользоваться золотой головой Антона. Зря он что ли рвет всех в клочья.

Глава тридцать седьмая: Йори

На огромной выставке ледяных скульптур прямо под открытым небом не протолкнуться.

Я приезжаю чуть позже, чем договорились мы с Андреем, потому что снова умудряюсь пересесть не на ту ветку метро. Можно сказать, к назначенному месту встречи прибегаю, запыхавшись, как загнанная лошадь, но около слепленных из снега замковых ворот их с Соней нет. На всякий случай проверяю телефон: еще двадцать минут назад Фенек написал, что они на месте.