Снимаю блузку, остаюсь в белоснежном лифчике, колготах и мини-юбке. Возвращаюсь в свою комнату и ложусь на кровать. Кутаюсь в пуховое одеяло. Мне так хорошо и уютно, я вспоминаю, как в детстве мы играли в домик. Я пряталась под одеяло и говорила: «Я в домике»; вот и сейчас я в домике. Здесь мне должно быть хорошо и спокойно. Только почему же я плачу?

«Вика, мне так тебя не хватает, не забывай меня, никогда не забывай! Мне так это нужно!» Ну вот, я опять готова разреветься. Рёва-корова! Мне нужно вообще запретить любовь. Так, секс плюс размножение, но никакой любви, потому что от неё я страдаю.

«Вес теряю, и надои падают», — улыбаюсь я и представляю себя реально коровой. Нужно составить список того, что мне нельзя и что можно. Список «Можно» будет такой: маникюр, педикюр и краситься. А список того, что нельзя, получится как в этих мультфильмах — бесконечный, аж до пола. И любовь там будет на первом месте. Ну нельзя тебе любить, Юлечка, нельзя!

Захотела влюбиться, глянула в список и… а что делать, чтобы не влюбиться? Не знаю. Короче, не моё это, не умею я справляться с чувствами. Всё страдаю и страдаю бессмысленно. Ничего не делаю, сижу дома и себя жалею, пока все остальные развлекаются и обо мне даже не вспоминают. Да и зачем им такая нюня, как я?

Обидно за себя даже, а мама так мною гордилась. Вот какая у неё Юленька — талантливая и умненькая. Я даже какую-то олимпиаду выигрывала в школе. И где всё это, где?! Я — ничтожество. Бестолковое и бесполезное, сидящее дома ничтожество. Я даже на улицу выйти не в состоянии, тем более, сражаться за свою любовь. Сражаться за любовь — смешно звучит. Да меня в порошок сотрут в первом же сражении. Я же ни на что не годная, мною попользовались и выкинули, и большего я по жизни не заслужила. Как же мне жалко себя! Как жалко мамку, она ведь в меня всю свою жизнь вложила! Жалко папку, хоть я его уже десять лет не видела. Не зря же он меня непутёвой называл, ненужной, бесполезной, ни на что не годной.

И это правда, это, к сожалению, чистая правда. Я никому не нужный бесполезный кусок мяса, который только и может, что сидеть дома и дрочить. Самой от себя мерзко, но пора уже взглянуть правде в глаза. Я слишком долго себя обманывала. Я поверила окружающим, что я умничка, что я талантливая. Поверила Сашке, что мы с ним будем счастливы, поверила Вике…

Думаю о ней, про её ножки и пальчики, про её сисечки, «лепесточки» и «щёлку». Ворочаюсь в постели, не хочу дрочить, не хочу мастурбировать, ничего не хочу. Всё надоело, хочу просто сдохнуть! Может, наконец, всем без меня легче станет. Надеюсь, когда я издохну, никто не заплачет. Ну, мать поубивается слегка, зато хоть на старости лет поживёт для себя. Ну, отец, наконец вспомнит что у него была доченька. А Димка обратит внимание на Катьку, и, возможно, провожая меня в последний путь, они, наконец, решатся заняться сексом.

Сашка… Сашка любит меня и ни в чём не виноват. А Вика, она тысячи раз пожалеет. Она будет воспоминать меня и винить себя в том, что случилось. Господи, какой же примитив — сдохнуть, чтобы о тебе вспомнили! Это значит, что живая я никому не нужна. И после, того как меня не станет, пройдёт совсем немного времени, и все меня забудут. И будут вспоминать лишь иногда, что да, была такая, а больше ничего. Я никому не нужна. Может, «Эффект бабочки» пересмотреть? У меня же столько общего с тем героем.

Вылезаю из-под одеяла, снимая с себя юбку, на мне только лифчик, никаких трусиков, вместо них — колготы. Любуюсь своими ножками, любуюсь свой «кисочкой», её отлично видно через прозрачную ткань колгот. Любуюсь попочкой. Делаю пару селфи.

Пиликает телефон, я как раз смотрю на себя в зеркало, строю себе глазки, надуваю губки. И всё-таки что-то хорошее во мне есть, и это что-то — мордашка и тело. Я должна жить, делать этот мир красивее, ради этого стоит жить! Провожу руками по колготкам и, трогаю свои ножки. Они, особенно весной, делают мир красивее. А личико, а реснички, а губки, а глазки! А грудь, которой считай, что нет, но она всё равно украшает мир, а животик! Любуюсь своим животиком, я слишком высоко подняла колготки и закрыла нейлоном большую часть живота.

А «киска», она делает мир красивее? Представляю, как буду купаться голой, а какие-то парни станут за мной подглядывать. А я замечу их и стану смущаться и прикрываться, вся покраснею, без тоналки это заметно. Может, всё-таки начать сниматься голой. Пускай ребята подрочат на мои голые фотки, мне не жалко.

Вновь пиликает телефон.

«Да кто это может быть?» — Беру его в руки, и меня прошибает холодный пот: Вика звонит.

— Алло, — дрожащим голосом отвечаю я и с ходу начинаю оправдываться. — Прости, думала, это не ты звонишь, а то бы сразу взяла трубку. Прости ещё раз. — Я зачем-то закрываю лицо рукой.

— Что ты там своим друзьям наговорила?! — Вика даже не поздоровалась, а я уже слышу сталь в её голосе.

— Что? Каким друзьям? — не особо понимаю я.

— Только что этот твой придурок-дружок звонил Сашке! Угрожал ему, хотел встретиться. — Вика вся на взводе, никогда её такой не «видела».

— Что за друг? Димка, что ли?

— Да, да, этот притрушенный из нашей группы.

— Нет, не-ет. Димка не мог. Не мог он так поступить. — А про себя добавляю: «Да как он мог?! Он же меня реально подставил. Димка, что же ты наделал! Зачем ты так со мной? Я не заслужила». Я сейчас расплачусь.