Он прикрыл глаза, сосчитал до десяти и открыл вновь. Одному против семерых не выстоять. Будь здесь герцог, все сразу стало бы проще, но Веласко должен вернуться только к завтрашнему полудню. Если его ждать, твари не только свое количество приумножат, но и погубят людей, Маклери не собирался допускать этого по вполне понятным причинам. Надо же, так глупо на пятом десятке влюбиться… даже в юности он вел себя осмотрительнее. Сказал бы кто год назад, что он в одиночку станет препятствовать ритуалу, – рассмеялся бы, а то и побил бы дурака. Такая неосторожность впору только глупцам да юношам пылким; впрочем, теперь корить себя бессмысленно.

Маклери вынул кинжал: простой, без каких-либо украшений, на нем даже клейма мастера не было, – не управляющему герцога носить, а разбойнику. Однако подобного оружия в Нозароке, а то и во всей Кассии не знали. Тишину спящего города и мертвенно застывшего трактира нарушил уверенный петушиный крик, пусть всего на мгновение, но он разорвал сковавший душу холод. Трехгранный клинок поймал скользнувший меж досок луч ночного светила и впился в кожу, Маклери стиснул зубы, на запястье над тремя старыми шрамами появилась алая полоса.

Когда крови натекло достаточно, он туго перебинтовал рану и приник к доскам. Одна из фигур – ближайшая к конюшне – заколебалась особенно сильно. Соседние качнулись, словно желая ее удержать, но не успели. Нингун медленно повернулся и то ли пошел, то ли поплыл. Ступни нелюдя едва касались земли, и двигался он совершенно бесшумно.

Отлично! Круг нарушен, а значит, необходимую отсрочку Маклери получил. Конечно, оставшиеся шестеро могут образовать новый, но предпочтут дождаться насытившегося соплеменника. Герцог говорил, нингуны – не порождение Эрохо, кто-то их призвал. Неизвестно как. Тогда было не до историй – они воевали с парисцами. Размножаться сами нингуны начали уже потом: каждый раз большой ценой для себя и только в двадцатое полнолуние, раз в половину аньо. Жаль, герцог рассказывал нечасто, жаль, Маклери слушал вполуха, жаль, все случилось так спонтанно и он никого не успел предупредить. Но особенно жаль умирать, только познав счастье. Скрипнувшая дверь положила конец всем сожалениям разом: тварь пришла на запах крови.

Вероятно, нингун думал, будто в конюшню заползла раненая собака. Считать твари не умели: не хватало ума даже на то, чтобы понять, сколько псов охраняли трактир, а скольких убили. Существо хотело есть, остальное его не трогало. Маклери дал ему возможность склониться над лужицей крови и ударил. Клинок вошел в шею, из треугольного отверстия в месте, где у людей пульсирует живительная жила, повалил сизый туман. Нингун не издал ни звука, развеявшись.

– Слишком легко, – прошептал Маклери, саданув ногой по доскам, выскочил во двор. Времени катастрофически не хватало, а требовалось еще наделать побольше шума и увести за собой хотя бы часть нингунов. Оскверненный ритуал продолжать не станут, но и рядом с Радушкой им делать нечего. Главное, не подставиться и не дать зажать себя в угол.

Мелькнувшую сбоку тень он заметил чудом, зато две другие не пропустил, перекатился через плечо, словно случайно задев пустую бочку. Та упала на бок и с грохотом покатилась в ноги ближайшему нингуну. Тварь подпрыгнула, зависла в воздухе, бочка врезалась в забор, наделав еще больше шума.

– Грохота не любим? А если так? – Маклери подхватил с земли увесистый камень и швырнул в голову еще одному нингуну. Тот ожидаемо уклонился, а «снаряд» прошил насквозь сразу три кувшина, неосмотрительно оставленных во дворе на ночь Дорой.

Напали на него бесшумно, с трех сторон. Маклери всадил кинжал под капюшон первому сунувшемуся, хотел вытащить, но плечо пронзило острой болью, руку свело, он едва успел отступить.

Нингун исходил туманом, когда оставшиеся приперли его к стене деревянного сарайчика. Хайме хранил в нем всякую всячину: от вил и запасной сбруи до сундуков со старым обмундированием. Маклери подпрыгнул, уцепился за край низкой крыши – умей нингуны стрелять, он был бы чудесной мишенью, – подтянулся. Крепость крыши оставляла желать лучшего, но его вес держала. Он поднялся и, осторожно ступая, пошел к противоположному краю. Сарай вплотную примыкал к забору. Добраться до него, а там уж Перла вывезет.

Маклери едва успел пригнуться – над головой просвистело; кинулся в сторону. Шеи чуть коснулся зловещий холодок, но оглядываться и принимать бой не стал. Крыша сарая принялась глухо поскрипывать. Двоих она выдерживала чудом, а ведь остальные нингуны уже лезли наверх. Перемахнув через забор, услышал треск и надсадный низкий вой. Похоже, ему снова повезло, и один из преследователей не только провалился, но и на что-то напоролся… насадился. Ох, да какая сейчас разница?!

Перла фыркнула, почуяв хозяина, но даже с ноги на ногу не переступила. Нингуны ей не нравились, но бросать Маклери она не собиралась.

– Выноси, старушка! – пегая шестилетка моревийской породы считалась одной из лучших кобыл в конюшне герцога, но вряд ли она выстояла бы долго против скорости нелюдей. – Нам бы до особняка добраться.

Фырканье послужило ответом. Маклери пронзительно свистнул, а потом закричал:

– Эй, горожане! ПОДЪЕМ!!!

– Да к…какого?.. – раздалось из окон ближайшего дома.

Хлопнули ставни лачуги напротив:

– Эй, кто тут?..

– Грабят! Горим! – взвизгнула какая-то женщина. – У Фелки опять мордобой, чтой-ля?